внутрь.
– Я давно должен был сообразить. Давно. Только я старался все замести под ковер, с глаз долой. Один Бог знает, как это я умудрялся не спотыкаться об эту кучу. – Он глубоко затянулся. – Наверное, уже поздно, но я все равно хочу попросить у тебя прощения, Джулия. Поверь, мне ужасно жаль, это все не те слова, но мне действительно отчаянно жаль. Ты, верно, думаешь, что я заслужил все, что со мной за это время случилось, и это так, но… – он глубоко вздохнул, – мне сейчас нужна дружеская рука, а твоя всегда была самой сильной.
Он выговаривал словах такой осторожностью, будто боялся, что они могут разбиться, но именно его честность заставила Джулию произнести мягко и, что удивительно, совершенно искренне:
– Я пришла не для того, чтобы судить себя, Брэд. Я пришла потому, что Эбби сказала: тебе нужна моя помощь.
Он откинулся назад, чтобы не мешать официантке ставить на стол напитки. Когда та отошла, он заговорил:
– Все равно, после того, что я с тобой сделал, ты могла и не согласиться. – Пауза. – Разве мог я рассчитывать, что ты станешь принимать во внимание мои чувства?
Джулия неловко передернула плечами.
– У тебя были… причины.
– Верно, но мы здесь обсуждаем не материнские грехи, а грехи вечного младенца. – Джулия проглотила комок в горле, а он тем временем продолжал: – Ты никогда не умела прощать, как я помню. Самое большее, давала один шанс, но если бы ты могла…
– Чего конкретно ты от меня хочешь? – спросила Джулия, не в состоянии больше выносить эту муку.
– Услышать твою аргументацию… и сравнить с моей.
– Зачем? Увидеть разночтения?
Его лицо вспыхнуло, и Джулия мысленно дала себе пинка за то, что распустила язык.
– Да, но не с твоей стороны.
– Хорошо. С чего мне начать?
– Где все кончилось. С Парижа. Не могла бы ты рассказать мне, что именно говорила тебе мать, включая первый разговор?
Джулия еще раз повторила рассказ. Он слушал молча, но она видела, что, когда он погасил в пепельнице сигарету, сделал это с такой силой, что от сигареты остались клочья.
– Спасибо, – без всякого выражения проговорил он, когда она замолчала.
Затем поднял на нее глаза. Его взгляд заставил ее вздрогнуть.
– Прости меня, Джулия. Я заслужил то, что случилось со мной. Ты же пострадала безвинно.
И снова боль и честность в его глазах побудили Джулию сказать:
– Тут и я не без вины. Меня предупреждали насчет твоей матери с самого начала.
– Мне надо было прислушаться к тебе. Салли Армбрустер, так?
– Да. В то воскресенье, когда она пригласила нас выпить. Она предупредила, что твоя мать не смирится ни с одной женщиной, если та попытается забрать тебя у нее. Мне казалось, она просто ревнует, она все еще тебя любила, это чувствовалось. И ненавидела тебя за то, что ты ее не любишь. Так или иначе, я решила, она просто хотела сказать мне гадость. Но потом… – Джулии стало грустно, столько шансов упущено. – Если бы ты мне сказал.
– Что? Что я эмоционально полностью подчинен своей матери? – Он выпил виски одним глотком. – Не забывай, я воспитывался в неколебимой вере в нее.
– Которую теперь потерял?
– Вместе со всем остальным. Не подумай, что я стараюсь найти замену. Не надо. Как можно кому-то поверить, если не веришь самому себе? Но мне хотелось бы объяснить тебе, если ты позволишь, как я обрел эту веру.
Она нерешительно заметила:
– Мне кажется, я уже знаю… теперь.
Со вновь обретенным умением понимать то, что происходит в ее душе, он прочитал правду в глазах и голосе Джулии и спросил:
– Дженни?
– Да. – Она еще поколебалась. – Насчет Дженни…
– У тебя есть полное право прятать ее от меня. Зная мою мать… Но лучше расскажи, как она помогла тебе понять меня.
– Я стала матерью. У меня своей, считай, не было, так что я не могла сравнивать, судить, оценивать. Моя тетка только несла за меня ответственность – ни больше и ни меньше. Меня хорошо кормили, хорошо одевали, прилично учили. Но я никогда не видела от нее любви. Мне понадобилась Дженни, чтобы понять, что я потеряла.
– Тогда ты поймешь, если я скажу, что с самого моего рождения моя мать была для меня единственным светом в окошке. Идеал матери. Безукоризненная во всем. Она была моей жизнью, всем моим миром. В какую бы сторону ни стоило мне повернуться, она была тут как тут. Любила меня, защищала, помогала. Она ради меня готова была рисковать жизнью и всегда подчеркивала, что сделает это охотно снова и снова. Без конца повторяла, что нет ничего такого, на что бы она ради меня ни пошла. – Брэд помолчал. На его лице
