как холеный «ягуар-МКII» Барта, только что вернувшийся после длительного и дорогого ремонта, выезжает из гаража и разворачивается в сторону Парк-лейн.
«Господи», — простонала Конни.
«Ягуары» Барта, а их было три, — священные животные. Никому не разрешалось садиться за их руль без разрешения. «Он ее убьет!»
И тут зазвонил телефон.
Переезжая Баттерси-бридж, Мэгги спохватилась, что не знает, где тут переправа через реку, ближайшая, которая была ей известна, располагалась в Суррее. В отделении под приборным щитком не было ни карты, ни атласа, только документы на машину, поэтому она остановилась на развилке Клэпчем у автозаправки, чтобы узнать дорогу и купить карту. Автозаправщик, околдованный шикарной темно- вишневой машиной и улыбкой Мэгги, нарисовал ей на карте подробный маршрут. Она поблагодарила и, протянув купюру в уплату за карту, сказала: «Спасибо, сдачи не надо». Проводив элегантную даму глазами, заправщик перевел взгляд на бумажку — это было двадцать фунтов.
С первого взгляда на великолепный дом за массивной чугунной оградой она поняла, что имел в виду Барт, сказав, что сестра Блэшфорд вышла в люди. Да, подумала Мэгги, мы обе далеко позади оставили Брикстон. Интересно только знать, где же ты похоронила свое прошлое?
Дверь открыла мрачноватая экономка-испанка.
— Я хотела бы поговорить с леди Дэвис, — сказала Мэгги тоном великосветской леди Брэкнелл из пьесы Оскара Уайлда. — Я ее старая приятельница.
Испанка заняла позиции вооруженной обороны.
— Я спрашивать, может ли она вас видеть. Кто говорить спрашивает?
— Скажите — Мэри Маргарет Хорсфилд.
Войдя в оранжерею, Мэгги нашла сестру Блэшфорд точно такой, какой описал ее Барт, даже с белой персидской кошкой на коленях. В руках у нее была «Санди таймс». На полу валялись все воскресные газеты.
Две женщины, ставшие друг другу теперь ровней, ревностно оглядели друг друга, примечая совершенные временем перемены, и одновременно сделали вывод о том, что оно к обеим отнеслось максимально благосклонно.
Леди Дэвис заговорила первой.
— Привет, Мэри, — сказала она.
Речь ее звучала просто, будто они расстались несколько недель назад. Прошедших лет как не бывало, и Мэгги вновь стала Мэри, шестнадцатилетней растерянной, несчастной девчушкой. Вот она опять в спальне дома Рини Уилкинсон, с надеждой смотрит в глаза появившейся на пороге женщины с сочувственным лицом. Второй раз в жизни при встрече с этой женщиной улеглось ее отчаяние.
В этот момент она отчетливо поняла, зачем пришла в этот дом.
— Как много воды утекло, — печально улыбнулась Мэгги.
— Да, много, — улыбнулась в ответ леди Дэвис. — И ты сдержала свое слово, добилась того, чего хотела, и даже, пожалуй, большего. Мне приятно убедиться, что я в тебе не ошиблась.
— Барт передал мне, что вы хотели со мной повидаться, и скажу откровенно, я рада, что приехала.
Леди Дэвис кивнула, словно подтверждая искренность ее слов, но Мэгги понимала, что та видит ее насквозь. Она всегда читала в чужих душах как в открытой книге. Поэтому так успешно шел ее бизнес.
— Присаживайся, — пригласила леди Дэвис, — подвинь сюда стул. Поговорим. За эти годы многое накопилось.
Черные проницательные глаза сохранили способность видеть то, что творится за фасадом, как бы тщательно он ни был разукрашен.
— Мне кажется, тебе есть, что сказать. Не правда ли?
Мэгги утвердительно кивнула.
— Мы всегда хорошо ладили с тобой. Вероятно, потому, что я сразу почувствовала в тебе родственную душу. Стремящуюся к достижению большего, чем предлагают обстоятельства, и не особенно щепетильную в достижении своих целей.
Одного взгляда на ее бывшую клиентку было достаточно, чтобы понять: Мэгги добилась всего, чего хотела, и даже превзошла свои мечты. Недаром Консуэло была так поражена, увидев ее. Мэгги Кендал излучала неотразимое обаяние. Ее пальто, небрежно перевязанное поясом, было сшито из тонкого кашемира, и, когда она села на стул, его полы распахнулись и открылась подкладка из собольего меха. Эту ценнейшую вещь она носила с таким видом, будто у нее в шкафу висит не меньше полудюжины таких же. Брюки и блузка из бледно-розового шелка явно были сшиты лучшим портным. Сумка из крокодиловой кожи и туфли от Гуччи были превосходного качества. Она сняла перчатки из тонкой, будто папиросная бумага, лайки, и обнажила безукоризненно наманикюренные пальцы, покрытые лаком того же цвета, что и помада на губах. Колец на них не было. Единственное украшение — золотые клипсы в ушах и часы «картье». Этот гарнитур равнялся по цене годовым расходам леди Дэвис на содержание всего ее хозяйства.
Ее лицо мало напоминало испуганную физиономию девчонки с веснушками и рыжей шевелюрой. Безупречно вылепленное, с гладкой нежной кожей, напоминающей поверхность дорогого пережиренного мыла, обрамленное шелковистыми волосами цвета старинной отполированной меди — оно не могло принадлежать Мэри Маргарет Хорсфилд, как доложила Консуэло. Это было лицо Мэгги Кендал. Даже голос изменился. И тембр его, и акцент. То был голос актрисы, способный передать тысячу и один оттенок чувств.
— Вот и я так думаю, — подтвердила леди Дэвис, кивая, будто в подтверждение собственного участия в превращении Мэгги. — Ты проделала огромный путь.
— Вы одобряете?
— Я всегда одобряю успех. И я рада, что ты прислушалась к словам Барта — так его, кажется, зовут? — о том, что мне хотелось бы тебя видеть. — Ее голос звучал в унисон с мурлыканьем кошки. — Чрезвычайно привлекательный молодой человек, этот твой мистер Бартлет. Такой неотразимо мужественный. Приятно видеть такой экземпляр в нынешнее время тонкокостных плюгавых недомерков. У тебя отличный вкус.
— Он мой агент и менеджер, а не любовник. То есть он никакой не «мой мистер Бартлет». Наоборот, он владеет двадцатью процентами моих заработков.
— И судя по твоему виду, он неплохо справляется со своими обязанностями.
— Лучше не бывает.
— Да, тебе всегда нужно было только самое лучшее. Я перевидала немало девушек, занимаясь своим бизнесом, и почти никто из них не остался в моей памяти. А вот тебя я хорошо запомнила. Главным образом потому, что ты была абсолютно убеждена в том, что эта досадная помеха, случившаяся на твоем пути, не выбьет тебя из седла и ты все равно добьешься своего, в один прекрасный день твои мечты сбудутся. Тебе осталось одолеть последнее препятствие, связанное с поисками твоей дочери…
— В том-то и беда, — прервала ее Мэгги. — Я уже не уверена, что это необходимо довести до конца.
— Насколько я знаю, ты не из тех, кто мучается сомнениями, принимая какое-либо решение.
— Я и не мучилась, когда принимала его — решение о путешествии в прошлое. И только теперь, когда осталось сделать последний шаг, я заколебалась — правильно ли это будет.
— Для кого?
— Для моей дочери, конечно, — не моргнув глазом, солгала Мэгги.
— То есть ты не уверена, имеешь ли право вторгаться в ее жизнь?
Мэгги кивнула.
— А какое в самом деле отношение имеешь ты к ее жизни? Ваши с ней жизни разошлись с момента ее рождения. Через несколько минут после того, как она появилась на свет Божий, ее передали в руки Луизы Бейли, и с тех пор она стала ее дочерью.
Мэгги немного помолчала.
