Зазвонил телефон. Валери заставила себя подняться со стула, автоматически поправила прическу и одернула деловой костюм-двойку, который она надела, хотя принимала гостей дома. Девушке казалось, что так ей будет проще удержаться в профессиональных рамках, если Эрик приведет с собой тяжелую артиллерию.
У нее мелькнула надежда, что, может быть, Эрик одумался и решил-таки сняться на обложку журнала, как и было предусмотрено условиями контракта. Валери схватила трубку после второго звонка, однако, к ее удивлению, на противоположном конце провода раздался голос отца.
– Привет папа, у вас все в порядке? Последовала короткая пауза, затем отец ответил:
– Да, конечно. – И прочистил горло.
Валери почудилась нотка недовольства: очевидно, отца задело ее предположение, что он позвонит ей только в случае неприятностей. Но в действительности так оно и было, поэтому Валери не чувствовала себя виноватой.
– Как дела у мамы? – поинтересовалась она, мысленно дав себе пинок за то, что поторопилась сгладить неловкий момент. Ее взаимоотношения с родителями представляли собой целую череду неловких моментов.
– Отлично. Она занята, как всегда. Сейчас она в Нью-Йорке на конференции, которая продлится два дня. Я просто... э-э, то есть мы оба хотели пожелать тебе успеха с выпуском первого номера. У тебя ведь все нормально?
«Ты еще не потеряла работу?» – интерпретировала вопрос Валери. Ее мать была корпоративным юристом, отец – финансовым аналитиком, и оба они чувствовали себя гораздо уютнее в зале заседаний, чем дома, в своей гостиной. Валери была поздним ребенком – случайностью, которая застала врасплох ее крайне осторожных родителей. Весьма показательное начало, поскольку с момента зачатия Валери то и дело преподносила сюрпризы отцу и матери. Однако она отдавала должное их стараниям проявить себя с лучшей стороны.
– Да, папа, пока все хорошо. – По существу это была чистая правда. До апокалипсиса в ее карьере оставалась еще четверть часа. – Передавай привет маме, когда будешь разговаривать с ней. Я пришлю каждому из вас по экземпляру первого номера журнала, когда он выйдет из печати.
Возможно, этого никогда не произойдет, но сейчас не стоило упоминать об этом.
– Здорово. Ну, тогда пока. Береги себя. И будь осторожна. Бдительность – это...
– ...гарантия безопасности гражданина, – закончила Валери. – Да, папа, я знаю.
Она едва сдержалась, чтобы не вздохнуть и не закатить глаза, как подросток, – обычно отцу требовалось не более десяти слов, чтобы низвести ее до этого уровня. В конце концов, детство Валери прошло в больших городах, затем, став взрослой и начав самостоятельную жизнь, она раз шесть переезжала из города в город. Ее ни разу не ограбили и не изнасиловали, она ни разу не попала под перекрестный огонь бандитских группировок, зато вдоволь наслушалась лекций на эту тему. И неизвестно, сколько лекций о безопасности дорожного движения и женщинах, пострадавших во время вынужденной остановки на обочине, пришлось бы выслушать Валери, если бы она сказала родителям, что недавно получила водительские права. Именно поэтому она ничего им не сказала. Валери попрощалась и повесила трубку, понимая, что отец желает ей добра – вернее, оба они, отец и мать, – однако втайне она сожалела, что ее родители допустили только одну ошибку в использовании противозачаточных средств: по крайней мере, у нее был бы брат или сестра, которым она могла бы пожаловаться на предков.
Запищал таймер. Валери схватила бокал и, прихлебывая вино, отправилась на кухню, которая располагалась в небольшом помещении, оформленном в радостном желтом цвете. Выглянув в окно, девушка увидела, что на улице льет дождь, и это показалось ей знамением. Вчера, когда она спешила на обед со своими феями-крестными, стоял солнечный июньский денек. Затем –
Надев кухонные рукавички, она вытащила из духовки поднос с канапе – полуфабрикат, который нужно было только разморозить и разогреть, и поставила его на стол. В этот момент сто сорок фунтов уныния приплелись на кухню, окинули ее мрачным взглядом и безвольно рухнули в узком проходе, испустив тяжкий вздох на случай, если Валери проигнорировала другие индикаторы настроения.
– Я знаю, Гюнтер, знаю, – посочувствовала Валери своему огромному флегматичному сторожу. – Я должна была смириться с тем, что мне не суждена блестящая карьера в обществе ярких личностей. Может, бросить все и переехать в маленький городишко, открыть бутик в стильном отреставрированном доме с уютной квартиркой, располагающейся прямо над магазином? Со временем я перезнакомилась бы с соседями, стала членом местного сообщества, пустила корни.
Валери оперлась на стол, скрестила щиколотки и, потягивая вино, посмотрела в выразительные глаза чудовища, представлявшего собой помесь мастифа и датского дога.
– Похоже, тебя не прельщает такая перспектива. Ты мог бы стать магазинной собакой. Все посетители говорили бы тебе: «Привет». Дети заносили бы тебе угощение по дороге из школы, трепали бы тебя за уши и пожимали бы твои вечно грязные лапы. Ты стал бы городской достопримечательностью.
Гюнтер только вздохнул и шумно перевалился на бок.
– Да. Вот и я думаю так же. Мы не созданы для того, чтобы мирно состариться в Мейберри[4].
Раздался звонок в дверь. Валери тоже вздохнула, выпрямилась и, сделав последний укрепляющий глоток, отставила бокал.
– Нет, нет, – мягко сказала она, перешагивая через гигантского безучастного пса. – Не вставай. Я скажу убийце с топором, чтобы он не ходил на кухню, если ему дорога жизнь, хорошо? Ты должен защищать уродливый фарфор тетушки Ведьмы, а я возьму на себя оборону других укреплений.
Гюнтер тяжело засопел в ответ.
– «Девушке, которая живет одна, необходим защитник», – проговорила Валери, копируя интонации своего отца. – Да, конечно, если вышеупомянутый защитник знает, в чем состоят его обязанности.
Она взяла Гюнтера щенком из собачьего приюта в Чикаго. Главным образом чтобы успокоить своего
