Сумятица непривычных ощущений, завладевших телом, подчинила себе и мысли, вытеснив все остальное. Сейчас она могла думать только об одном – почему Тиг так на нее действует? И что можно с этим сделать? И когда?
– Это Байю Брюно, – прервал он затянувшееся молчание. – Здесь мы пересядем на мою лодку.
Байю Брюно. В переводе с каджунского диалекта это означает Черный омут.
Омут действительно черный… и с каждой секундой становится все глубже.
Догадывается ли он, как обостренно она реагирует на его голос? Хорошо, что в кабине темно. Лицо ее пылало, но мысль упорно работала в избранном направлении.
– Отлично. – Эрин не осмелилась сказать что-нибудь еще. Внезапно пробудившаяся чувственность была сама по себе ужасна, но будет еще хуже, если он все поймет и сыграет на этом.
Сначала она должна обрести твердую почву под ногами – и в прямом, и в переносном смысле. Тогда у нее хватит сил противостоять любым его домогательствам.
По крайней мере, Эрин на это надеялась, хватаясь за единственную спасительную соломинку. Главное – устоять сейчас. И через час. Продержаться до тех пор, пока она не освободится от его чар. Пока при одном взгляде на Тига она не перестанет думать о жарких ночах и прохладных простынях, о прикосновениях его рук к ее телу… к самым интимным местам.
А до тех пор необходимо спровадить его любым способом.
Эрин схватила сумку и быстро вылезла из кабины, захлопнув за собой дверцу. Хлопок прозвучал над тихой заводью как выстрел. Воздух был душный и влажный. Пот стекал ручьями, но, может быть, это и к лучшему. Ей не мешает остыть.
– Осторожно, – предупредил Тиг, – причал ненадежен.
«И не только причал», – подумалось ей.
Тиг шел за ней вплотную, слишком близко. Она ускорила шаг и постаралась настроиться на предстоящую встречу. Впереди ее ждала задача со многими неизвестными, и это всегда манило, искушало, волновало кровь…
Только бы он до нее не дотрагивался.
Он тоже был задачей со многими неизвестными. Задачей, которой суждено остаться нерешенной.
К прогнившему причалу была привязана только одна плоскодонка, небольшая и такая же старенькая, как грузовик. Не проронив ни слова, Эрин осторожно спустилась и села на переднее сиденье. Тиг молча забрался следом. Лодка лишь чуть накренилась, когда он потянулся к мотору, собираясь завести его.
Негромкое урчание мотора почти не потревожило ночное безмолвие.
Лодка медленно отчалила. Когда глаза привыкли к темноте, Эрин увидела, что узкий у причала рукав быстро расширяется. Вдоль берега тянулись заросли кипарисов. Их узловатые корни сбегали к мутной воде, напоминая паучьи лапы.
Оба хранили молчание, но, как ни странно, оно стало почти непринужденным. Почти. Эрин намеренно сосредоточила мысли на предстоящей работе. Тиг не позволил ей захватить с собой инструменты для взятия проб и видеокамеру. Но вместе с блокнотом она сунула в сумку портативный магнитофон.
– Не возлагай слишком больших надежд, Эрин. – Он сказал это вполголоса, но она отчетливо расслышала.
И вся ее тщательная психологическая подготовка мгновенно пошла прахом под нахлынувшей волной непрошеного соблазна. Надежды… До сих пор ее надежды всегда связывались с работой. Но в этот миг все помыслы и надежды были обращены совсем на другое.
– В этот раз тебе, может быть, не удастся встретиться с жрицей, – продолжал Тиг. – Сегодня мы только зрители. Это публичная церемония, но ее очень жестко контролируют.
– Тогда почему нельзя было взять видеокамеру? – спросила она. – Я умею быть осторожной и не стала бы пользоваться ею без разрешения. Но мне нужны документальные подтверждения…
– Ты будешь делать по-моему. Или никак.
Ее охватило раздражение, и она обрадовалась. Это помогло ей собраться с мыслями.
– Пусть Белизэр судит о том, что можно и чего нельзя. Если бы она не разрешила, я не стала бы вынимать видеокамеру.
– Или воспользовалась бы ею украдкой.
Эрин резко обернулась к нему.
– Как ты смеешь во мне сомневаться? Это вопрос этики.
В бледном свете луны его волосы отливали иссиня-черным, но лицо оставалось в тени. Он казался огромным… могучим. И вызывал непреодолимое искушение отдаться темным инстинктам.
К ужасу Эрин, по спине у нее снова пробежал холодок.
Она отчаянно старалась подогреть свое негодование. Это чувство было простым и понятным.
– Я не собираюсь тебя разубеждать. Не следует судить о людях, которых не знаешь.
Тиг только взглянул на нее, и ей стало не по себе. Негодование уступило место возбуждению – нельзя сказать, чтобы неприятному. Нахмурившись, она отвернулась и скрестила руки на груди, не заботясь о том, что он может счесть это за капитуляцию.
Спустя несколько томительно долгих секунд, раздался негромкий смешок. Мягкий, призывный, соблазнительный.
Это снова был дерзкий шалопай, забравшийся в ее ванну. Только на этот раз еще обольстительнее. Она
