Карпову пока не хотела, и правильно делала, а то бы, услышав, что мобильный не обслуживается, а домашний не отвечает, она начала бы волноваться, а волнение — залог целлюлита, как сказал бы писатель Александр Терехов. Иными словами, с Мариной тоже ничего интересного не происходило; вообще, если с кем-то и происходили интересные события, то только с атаманом Филимоненко, которому, с какой стороны на него ни посмотри, было теперь «не любо» — соратники по казачьему кругу и по мясному бизнесу хоронили его в закрытом гробу, стараясь не смотреть друг на друга, потому что такой страшной смертью в этих краях со времен гражданской войны (когда анархисты распилили пополам двуручной пилой знаменитого комбедовца Фому Шпака) никто не умирал. По версии, запущенной в интернет спецслужбами, атамана изрезали ножами какие-то кавказцы, вырезавшие у него, в частности, сердце — возможно, что и в ритуальных целях. Смерть атамана стала поводом для большого народного схода на Крепостной (бывшей Комсомольской) горке в краевом центре, и люди даже были готовы идти мстить кавказцам на ближайший рынок, но стоит отдать должное лидеру местного «Славянского союза», который сдержал данное им накануне лично начальнику краевого ГУВД обещание и призвал граждан сохранять спокойствие, «потому что Рамзан стоит на въезде в город, от нас только и ждут первого шага, чтоб нас можно было резать, как свиней». Люди, конечно, расстроились, что на рынок нельзя, но Рамзан — это аргумент, чего уж там.
Не стоит, впрочем, упрекать ФСБ и милицию в том, что, распуская слухи об обстоятельствах смерти Филимоненко, они манипулировали националистическими настроениями в крае — другого выхода у них не было, потому что если бы люди узнали, как все было на самом деле, никто бы все равно не поверил. Достаточно сказать, что даже застреливший Галустяна, когда тот (убежавшие из дома кошки, как правило, всегда возвращаются обратно), выпотрошив атамана и проглотив его сердце, печень и легкие, доедал правую ногу Николая Георгиевича, — даже застреливший Галустяна участковый (фамилия у него была милицейская — Евсюков) приходил теперь в себя в краевом психоневрологическом диспансере, — он тронулся сразу, как только хищник умер; врачи застали его целующим мертвого Галустяна в нос, и до сих пор они не могли поручиться за дальнейшее здоровье участкового.
Но, как уже было сказано, к последующему развитию событий это уже отношения не имеет, потому что сюжет этой истории, пролетев с юга на север, покружившись над Москвой и в том числе над Кремлем, переместился на северо-запад от российской столицы в устроенный одной (уже не «Олимпстроем», если что) госкорпорацией в бывшем пионерском лагере близ Новорижского шоссе симпатичный пансионат «Союз», формально закрытый на карантин из-за свиного гриппа личным распоряжением главного санитарного врача России Геннадия Онищенко.
27
Рассказывая об этом человеке, я испытываю некоторую неловкость - всегда неловко рассказывать что-то, о чем все подумают, что так не бывает, и я, в принципе, мог бы и избежать этой неловкости, называя своего героя по имени и фамилии, но, во-первых, он уже судился с журналистами и блоггерами, раскрывавшими его инкогнито, а во-вторых — даже друзья привыкли называть его ЖЖ-шным ником, а ник у него — okolonolya, поэтому можете не верить, но что поделаешь, я уже даже привык.
Смешно, но Околоноля когда-то даже был знаком с Карповым, ЖЖ вообще располагает к выстраиванию самых экзотических кругов знакомств, но уже достаточно давно они поругались из-за какой-то политической ерунды и мало того, что перестали общаться - время от времени обменивались, не называя, конечно, друг друга по имени, — достаточно болезненными личными выпадами друг против друга в ЖЖ. Вообще, мне кажется, что Карпов в этом конфликте был чуть менее виноват, но я готов согласиться и с тем, что любой конфликт делит вину конфликтующих сторон строго пополам, поэтому, признаюсь, — мне просто не нравится Околоноля, но я попробую быть сдержанным, описывая его.
Выпускник социологического факультета МГУ, сам — корнями из Кемерова, но родился в Монголии, родители работали в торгпредстве. Работать начал в девяносто, кажется, восьмом — верстальщиком в газете про поиск работы, потом работал на каких-то выборах, прибился к Фонду эффективной политики, состоял там на каких-то должностях лет, может быть, шесть, потом — формально за пристрастие к реконструкторскому движению, сопряженное со (почему-то у любителей военных игр это распространенная история) съемками гей-порно, но на самом деле формулировка при увольнении была «за аморальные методы полемики»; в политологических кругах он остался, входил теперь в полуофициальный кружок «реалистов», они же «аморальные реакционеры», что бы это ни значило, а о том, чем зарабатывает на жизнь, я слышал только о рецензиях на нон-фикшн из магазина «Фаланстер», которые раз в неделю он публикует на каких-то малопосещаемых сайтах. Вот такой Околоноля.
И теперь он ехал в каком-то, пойманном поднятием руки (он говорил «делаю римское приветствие»), попутном грузовике по Новой Риге, смотрел на дорожные указатели и, когда цифра на километровом столбе совпала с той, которую ему сказали в Москве, вышел на обочину и закурил. Это начало новой жизни, он не сомневался.
28
Охранник на пансионатской проходной — явно не местный, а присланный в рамках той же программы, что и бумага от Онищенко про карантин, - долго рассматривал паспорт гостя, потом засунул его в сканер и даже зачем-то накрыл крышку сканера ладонью — Околоноля увидел сбитые костяшки на руке охранника. Потом охранник кому-то позвонил, и через минуту Околонолю уже жал руку улыбчивый мужчина в пиджаке без галстука - по виду то ли начальник, то ли просто уверенный в себе человек.
— Во-первых, хочу понять, как подробно вам объяснили, что нам от вас требуется, — начал начальник, когда они, шагая по вымощенной плиткой дорожке, шли к, судя по всему, пансионатской столовой.
— Ну, только в общих чертах, — Околоноля вдруг заметил, как чист здешний воздух. Хорошо, когда за отпуск на природе еще и платят. — Люди из регионов, модернизационное большинство, нужно ввести их в курс дела, научить полемике, объяснить, что нужно стране, как-то так.
— Все верно, — собеседник был, кажется, доволен. - Только есть важный нюанс, и хочу тебя попросить, — можно ведь на «ты», да? — хочу попросить, чтобы все, что ты здесь увидишь и услышишь, за пределы этого забора не попало никогда. Расписок не берем, мы люди взрослые, но ты же меня понимаешь, правда же?
Околоноля кивнул. Они вошли в столовую, — это действительно была столовая, — но, пройдя мимо внушительных размеров обеденного зала, оказались в какой-то комнате с телевизором и большой вазой, в которой стояли, кажется, живые подсолнухи. Два кресла и столик — они сели, какая-то женщина принесла чай и пепельницу, — да, здесь можно курить, — и начальник, глядя Околоноля в глаза, начал рассказывать: все правильно, здесь собирается мобилизационное большинство, которому, помимо прочего, нужны лекции о текущей политике и об искусстве полемики — устной и в интернете, а Околоноля — сетевой полемист с опытом, таких еще поискать. Но есть действительно один важный нюанс: эти люди — ну, не совсем обычные, что ли. Называть их людьми с задержками в развитии, наверное, не совсем правильно, они, в общем, нормальные, просто так получилось, что их культурный багаж очень сильно (он сказал — «на несколько порядков») отличается от культурного багажа среднестатистического россиянина, — наверное, это была все-таки слишком обтекаемая формулировка, но начальник решил не пугать гостя и не рассказывать ему, что та группа, которая сейчас находится в пансионате, только в прошлую пятницу закончила изучение школьного букваря стихотворением Самуила Маршака «Ты эти буквы заучи, их три десятка с лишком».
— Да что я рассказываю, — схватил начальник за коленку Околоноля, — вон они уже обедать идут, сейчас сам все увидишь.