Подполковник пристально смотрел на стрелу, направленную от «Таисии Григорьевны» в сердце «Залищука». Черная жирная черта расплывалась в сумерках, вползавших из сада в кабинет.
Коваль поднялся, зажег свет. Теперь стрела стала будто острее. Но что из того? Зачем Таисии Григорьевне травить мужа? Что выигрывала она в жизни, теряя своего Бориса?
Подполковник пожал плечами. В конце концов, нельзя думать о людях только плохое, даже когда разыскиваешь убийцу.
Все это так. Но розыски загадочного убийцы Залищука заставляют его, Коваля, строить в своем воображении самые фантастические версии, на какое-то время подозревать и невиновных людей. Он будет радоваться, когда убедится в невиновности того или иного подозреваемого, и с облегченным сердцем отбросит еще одну версию. Он мог найти убийцу с помощью только одной правильной догадки, но бывало, что ради торжества истины и справедливости на время допускал и невероятное.
И все-таки как найти истину? Коваль наклонил голову, потер лоб. А если определить главную страсть человека? Ведь у каждого есть своя страсть, которая в сложную минуту жизни толкает его на неожиданный поступок.
Что у Таисии? Любовь к богатству? Стремление стать самостоятельной хозяйкой дачи?
Нет. Только любовь к сцене, к своему призванию.
Но как удовлетворяет это стремление гибель Бориса Сергеевича?
Вот здесь уже можно и о даче подумать. Борис Сергеевич не хотел продавать ее Крапивцеву. А Таисия была согласна. И Крапивцев тоже к этому стремился. Препятствием был Залищук.
Но смерть хозяина дачи перепутала все карты. Теперь продать дачу без согласия сына Бориса Сергеевича Таисия не могла. Олесь — прямой наследник, а ей еще нужно через суд доказать свои права.
Да и разве деньги — это путь в искусство? Тем более что Таисия Григорьевна уже, кажется, и сама не очень верит своей мечте, лишь успокаивает ею сердце.
Ковалю вспомнилось, что она сказала о даче: «Продам, подлечусь, поправлюсь, косметический кабинет, процедуры — и снова буду добиваться роли. Театр любит молодых и свежих».
Неужели ей кто-то пообещал возвращение на сцену за деньги, за взятку? Вряд ли. Сцена открыта людским глазам, на ней не обманешь, если нет таланта.
А в самом ли деле у Таисии Григорьевны есть талант?
Ковалю вспомнилось ее одутловатое от слез, округлое лицо, высокая дебелая фигура. Он не был достаточно подготовлен, чтобы ответить себе на этот вопрос.
Допустить, что к ней возвратился тот режиссер? Вспыхнула старая любовь, и Борис Сергеевич явился помехой? Вряд ли. Такие люди по старым тропинкам не ходят. Но нужно увидеться с ним.
А что он вообще знает о прошлом Таисии Притыки, о ее юности, детстве? Может, оттуда тянутся какие-то нити?
И Дмитрий Иванович под стрелой «Таисия Григорьевна» — «Залищук» — написал:
«1. Познакомиться с режиссером.
2. Глубже поинтересоваться прошлыми связями Таисии Притыки».
Таисия Григорьевна и Залищук. Они любили друг друга. Но в последние дни начали ссориться. Что послужило причиной этому?
Ответа Коваль не имел. Хорошо, подойдем с другой стороны.
Что изменилось в жизни Таисии Притыки в последнее время?
Ничего, кроме неожиданного приезда сестры из Англии — миссис Томсон. Но как это могло повлиять на взаимоотношения Таисии с Борисом Сергеевичем? Чем он стал ей мешать? В конце концов, они жили на веру, и Залищук ни в чем не мог ей помешать.
Мысли Коваля вернулись к треугольнику: Борис Сергеевич, Таисия, Олесь.
Таисию Григорьевну Олесь сразу возненавидел. Почему, за что — не мог понять. Возможно, потому, что стала она для Бориса Сергеевича самым дорогим человеком. В глубине души парень, наверное, по- своему любил отца и не терпел соперничества.
Мог ли этот Олесь отравить его?
Почему?
Ради наследства, дачи?
Но разрешило бы ему так поступить это самое скрытое чувство к отцу?
Да, Олесь имеет характер нетерпимый, вспыльчивый, легко обижается. Но поднять руку на отца?..
Струць, изучавший Олеся, доложил, что молодой Залищук несколько лет назад бросился в Днепр и спас человека, по работе характеризуется положительно… Стало быть, он парень не злой и способный только на внезапные вспышки. Ярость, словно огонь, сразу охватывает его и так же быстро гаснет. А тут нужно было приготовить отраву, долго искать удобного момента, чтобы подлить ее…
Парень всю жизнь пытался доказать отцу, что он, его сын, не такой уж плохой человек, не такой бесталанный, как тот считает. Но парадокс: притягивал внимание отца не хорошими поступками, а, наоборот, делал назло, словно мстил за недоверие к себе и этим утверждал свою независимость и самостоятельность. Это соображение более всего оправдывало младшего Залищука в глазах Коваля. Подполковник считал, что не мог Олесь уничтожить того, перед кем всю жизнь старался утвердиться, даже «от противного». Это означало бы уничтожить самого себя, лишиться смысла своей жизни…
Размышляя, Коваль механически черкал фломастером по линии «Олесь» — «Залищук», и она стала толстой, жирной и неровной, словно змея, ползущая от сына к отцу…
Так же механически написал в свободном уголке листка: «Доктор Найда». Вдумался в свою надпись лишь тогда, когда начал тянуть от этих слов красную стрелу к кругу: «Залищук».
А не ошибся ли, отдав последний свободный уголок, последнюю стрелу доктору?
Найда-Воловик и на самом деле человек сложный, и о нем они со Струцем еще мало знают.
Но о Борисе Залищуке доктор раньше даже и не слышал, никаких связей и общих интересов у этих людей, кажется, не было.
Струць сказал: «Если бы Андрей Найда был не отоларингологом, а, скажем, химиком или фармацевтом, то все было бы ясно».
«Если бы, если бы… Тогда все еще больше запуталось бы», — пробурчал он в ответ. Сейчас, вспоминая этот разговор, подполковник усмехнулся. Молодой инспектор все больше нравился ему своей предприимчивостью и настойчивостью, а суетливость и торопливость — это недостатки молодости, которые вместе с ней пройдут.
Так какие могли быть общие интересы у Залищука и доктора Найды?
Никаких.
А какие противоречия, причины для вражды?
Коваль задумался.
Решил снова последовательно ответить на основные вопросы розыска. Может, так лучше поймет и этого доктора с двойной фамилией?
Кто из людей, которые встречались в тот трагический вечер с Борисом Залищуком, имел реальную возможность осуществить преступление, то есть бросить яд в стакан с вином?
И Крапивцев, и Таисия Григорьевна, и доктор Найда, и, наконец, Олесь, который, как стало известно, тихонько пробрался к отцовской даче. Ужинали с Борисом Сергеевичем еще Кэтрин Томсон и ее дочь Джейн… Но их, очевидно, нужно совсем исключить из этого списка, ибо дальше ставится вопрос: кто из этих людей имел для такого преступления достаточную причину?
Это самый трудный вопрос. Ведь выявить глубоко спрятанные корни преступления, которые из неизвестного семени прорастают в душе человека, чрезвычайно сложно. Собственно, весь розыск и предварительное дознание, которое он ведет вместе со своим молодым помощником и экспертами, являются поисками ответа на этот вопрос. Остальное — кто мог иметь такой яд, чем можно доказать, что именно владелец отравы пустил ее в ход, — это дело оперативной техники и опыта милицейских работников.
Итак, кто имел достаточную причину, мотивы для преступления? Хотя никакая причина с точки зрения закона и гуманности не может быть здесь достаточной, но если убийство уже произошло, значит, с точки зрения преступника ее хватило, и его точка зрения, к сожалению, в таком случае была решающей.
