окружающий мир. Какая-то новая, еще не очерченная достаточно мысль осветила его напряженное лицо. Механически вынул из пачки папиросу и сунул ее в рот не мундштуком, а табаком. Выплюнул табак.
— Что? — переспросил.
— Еще придется судиться с Олесем, — вздохнув, повторила Таисия Григорьевна.
— Претендует?
— Приходил, ругался. Сказал: через полгода, когда войдет в законные права, выдворит меня отсюда.
— Это еще надо продумать, — ответил Коваль, лишь бы не молчать — он ломал голову над новой догадкой.
— Да, в конце концов, без Бори зачем она мне, — женщина тяжело вздохнула. — Комната у меня есть… А там, кто знает, может, и ее брошу…
— А где жить? — Подполковник потер пальцами лоб, словно ловя ускользающую мысль.
— Пока еще не знаю, ничего не знаю, Дмитрий Иванович. Возможно, к Катеньке поеду…
Коваль чуть не присвистнул. И вдруг спросил:
— Бонифаций ваш выпивохой был?
Таисия Григорьевна не поняла его.
— Что вы спросили?
— Любил вино Бонифаций? Может, Борис Сергеевич приучил?
— Нет, нет, что вы!
— А чего он так на стол карабкался, даже стакан перевернул? Мясных и рыбных блюд на столе не было?
— Нет. Только сладости, которые привезли Катенька и Андрей Гаврилович.
— Вашей сестре, кажется, стало нехорошо в тот вечер?
— Да. У нее разболелось сердце. Когда Боря отчитывал Андрея Гавриловича, она нервничала.
— Ей нужна была помощь?
— Андрей Гаврилович сам врач. Он и занялся ею. И дочь тоже…
— Она что-нибудь принимала? Какие-нибудь лекарства?
— Не припомню…
— А валерьянки вы ей не давали?
— Ой, давала! Точно! Нашла ей валерьянку.
— В рюмку накапали?
— Рюмки у нас давно поразбивались, — грустно улыбнулась Таисия Григорьевна.
— Возможно, пролили на стол или осталось на стакане… Коты дуреют от запаха валерьянки… А тот пузырек сохранился?
— Есть. Если не всю выпила. Сейчас посмотрю.
Таисия Григорьевна поднялась на второй этаж. Коваль, не отставая, шел за ней. Они почти одновременно оказались в комнате, и подполковник, сдерживая нетерпение, наблюдал, как хозяйка шарит в тумбочке возле кровати.
Она нашла закупоренный пузырек, на дне которого было немного лекарства. Подняв его в руке, оглянулась, высматривая стакан. Коваль ее понял.
— Не нужно.
Женщина протянула ему пузырек. Подполковник открыл и понюхал. Потом снова крепко закупорил и положил себе в карман.
— Не возражаете, Таисия Григорьевна?
— Пожалуйста.
— Я вам свежую валерьянку пришлю.
Коваль быстро спустился по ступенькам.
4
Лейтенант Струць нашел подполковника в лаборатории научно-технического отдела. Струць приехал в министерство прямо с аэродрома, и поэтому его обычно щеголеватый костюм и «дипломат» еще хранили на себе следы песчаной бури, пролетевшей над Краснодаром, когда он садился в самолет.
Подполковник и судмедэксперт Забродский беседовали с симпатичной женщиной — начальницей лаборатории. Увидев на пороге Струця, Коваль приветливо кивнул ему и показал на свободный табурет.
Забродский объяснил подполковнику, что настойка, которой пользовался для лечения Крапивцев, действительно помогает при радикулите и ревматизме. В ее составе ряд компонентов растительного происхождения, известных своей ядовитостью, — таких, как чемерица, мачок желтый. Есть также и адамов корень, как называет его местное население Кавказа. Жидкость эта сильного действия, может вызвать ожог кожи, поэтому пользуются ею очень осторожно.
Струць внимательно прислушивался к разговору, одновременно осматриваясь вокруг: белые шкафы с многочисленными ящичками вдоль стен, высокие и такие же белые лабораторные столы, заставленные стеклянными колбами, разными банками, фарфоровыми чашами, пробирками, в которых даже при дневном свете флюоресцировали жидкости разных цветовых оттенков — от соломенно-желтого до густо- фиолетового. В углу стояли почерневшие электроплиты, напоминавшие задымленные жаровни алхимиков, а дальше за ними — неизвестные Струцю какие-то сложные приборы. Все это невольно вызывало чуть ли не мистическое почтение к сотрудникам лаборатории. Ведь здесь, еще до суда, сами вещи — свидетели и участники преступления — объявляли приговор.
Коваль взял у Забродского заключение медэкспертизы.
— Значит, настойка, изъятая у Крапивцева и отправленная на экспертизу, и была тем ядом, от которого погиб Залищук? В вашем письменном выводе прямого ответа на это нет, — сердито проговорил подполковник.
— Видите ли, Дмитрий Иванович, это не исключено. Но в составе отравы, обнаруженной у Залищука, есть еще и не совсем выясненные компоненты… Я даже сказал бы, что он отравился, глотнув слишком большую порцию сердечных лекарств. Известно, что одно и то же вещество в малых дозах является лечебным, а в больших может стать причиной смерти.
— Мне необходим точный вывод, а не домыслы.
— Вполне резонно, — поддержала Коваля начальник лаборатории. — Мы подтверждаем и уточняем наш предварительный вывод. В лаборатории уже определили эти компоненты, Дмитрий Иванович. Кроме следов очень ядовитого переступеня белого, брионина у Залищука обнаружена большая доза дигитоксина, наперстянки, входящей в состав сердечных медикаментов.
— Вот почему наш эксперт и ошибся вначале, — добавил Забродский. — Он обнаружил в крови погибшего дигитоксин, обычную наперстянку. И этого ему было достаточно. Тем более что при алкогольном опьянении лекарства могут действовать как яд.
— Адамов корень также имеет брионин, Евгения Григорьевна? — спросил Коваль.
— Да. Имеет вещество, похожее на брионин. Химически это растение еще не до конца исследовано.
— А как брионин действует на организм?
— Вызывает отравление с рвотой, боль в брюшной полости, судороги. Боль такая сильная, что наступает шок, который в свою очередь ведет к параличу и остановке сердца.
— Так… так… — задумчиво проговорил Коваль.
— Переступень также мало изучен, брионин в алопатической медицине почти не используется. Только гомеопаты применяют его в очень мизерных дозах при изготовлении лекарств против ревматизма, воспаления легких и тому подобное, — объясняла тем временем начальник лаборатории.
«Животик у него еще был тепленький… — вспомнились подполковнику слова Таисии Притыки. — Один, брошенный, корчился на мокрой земле…». Выходит, смерть Залищука наступила от брионина… А у Джейн тоже… рвоты, боли в желудке…
