Коваль взглянул на жену. Теперь все зависело от нее.
Ружена молча подняла свой бокал. Дмитрий Иванович понял ее и без слов: она согласна с предложением Наташи и очень довольна, что девушка сама сказала об этом. Для всех троих такой вариант был самым приемлемым, но до сих пор никто первым не решался его предложить.
— Вот за это мы, безусловно, с удовольствием выпьем, — произнес Коваль, чокаясь с дочерью.
8
Домой Дмитрий Иванович приехал троллейбусом. От остановки идти было каких-нибудь триста — четыреста метров.
Сегодня подполковник не торопился. Медленно миновал девятиэтажный дом и через заасфальтированный двор вышел к домику, который словно улитка прятался между высокими новостройками.
Дмитрий Иванович постоял немного на улице. Почти все окна нового дома были раскрыты, свежий ветерок колыхал гардины. В одной из квартир отмечали какое-то событие, и разноголосая песня тревожила улицу.
Подполковник не захотел проходить в свой двор через калитку: хруст гравия под подошвами привлечет внимание Ружены и Наташи, а он сейчас не был готов к встрече с ними. Остановился возле забора, отгораживавшего его двор от соседнего, нащупал трухлявую от времени и непогоды доску, которая еле держалась на одном-единственном гвозде — все не находил времени прибить, — и, отодвинув ее в сторону, оглядевшись, словно вор, пролез в свой сад. Вышел на дорожку и сел на любимую скамейку. Вокруг было тихо. Пение из высокого дома доносилось, сюда приглушенным: в саду были слышны даже трели сверчков.
В окнах его небольшого домика горел свет: в кабинете и в спальне. Кто сидит в его кабинете: Ружена или Наталка? Наверное, Наталка. Дочь никогда не переступала порог спальни. Эта комната была запретной столько лет, и теперь, когда Ружена переезжает сюда, комнату придется долго проветривать, сушить, возможно, надо будет переклеить и отсыревшие обои.
Мысли его перенеслись к семье Томсон. Да, русановская трагедия не оставляет его ни на миг. Но почему в последнее время он особенно много думает о Кэтрин и ее дочери? Ведь они только свидетели, на свою беду случайно оказавшиеся на месте происшествия. Возможно, мысли о своей семье по какой-то ассоциации напоминали о другой, о сестрах Притык, которых война разбросала в разные стороны и сделала чуть ли не чужими.
Дмитрий Иванович обвел взглядом сад. От освещенных деревьев ползли крученые узловатые тени. На дорожках, там, где обрывались светлые полосы окон, господствовали лунные отблески, и Коваль засмотрелся на борьбу электрического света с золотым лунным сиянием. Когда луна пряталась за тучку, тени укорачивались, сплетались в клубки и исчезали. Но едва отступала темень, на земле, словно на проявляемой фотобумаге, появлялись снова очертания веточек, кустов, деревьев…
Деревья напоминали Ковалю почему-то людей, и ему подумалось, что он наблюдает сейчас вечную борьбу света и тени, добра и зла, которая среди людей иногда приобретает очень жесткие формы. Он всю жизнь восставал против зла и несправедливости. И не только по долгу службы. Бывало, уставал от многоликой несправедливости — только справится с ней в одном месте, как она показывается в другом, прикинется твоей благородной сестрой, да так, что не сразу поймешь, где правда, а где ложь. Но он хорошо знал, что правда, когда ищет дорогу к людям, сама становится материальной силой. И это укрепляло его веру в победу добра над злом.
Свет в спальне погас. «Вот и легла, — подумал подполковник о жене, — не дождалась». Но ведь он сам просил не ждать его с работы — бывает, возвращается среди ночи, даже на рассвете. Дмитрий Иванович посмотрел на часы. И вдруг увидел — в спальне снова зажегся свет. Он поднял глаза от часов, которые показывали полдвенадцатого, и приятная теплота окутала сердце: все-таки Ружена решила дождаться.
Ружена вошла в его жизнь спокойно, тихо — так вливается одна полноводная река в другую. У нее были удлиненные, полные какого-то волшебного огня глаза, красиво очерченные губы, коричневая родинка на щеке, которая, казалось, улыбалась вместе с глазами. В последнее время, молчаливый дома — вечерние беседы с Наталкой становились все короче, — он ежедневно спешил к Ружене и скоро вошел в курс всех ее дел, кое-что из своих ежедневных хлопот и ей поверял, ценя ее тактичность: она могла сдерживать излишнее женское любопытство.
Вскоре он уже не мог обойтись без Ружены. Молодел рядом с ней, временами удивляясь, что хорошего нашла эта красивая, умная женщина в нем, старом одиноком чурбаке. Он видел в ней свой последний душевный приют, возвращался при ее помощи к настоящей жизни, не ограниченной, как это было раньше, только службой.
Но сейчас он не торопился. Все сильнее освещаемые луной деревья обступали его, словно люди, ждущие его приговора. Старая корявая липа напоминала Крапивцева, яблоньки — Таисию, ее сестру Кэтрин, единственная стройная елочка во всем саду — это Джейн. Он обращался в мыслях к ним, разговаривал с ними — искал ответы на свои вопросы. И вдруг понял, почему не идет в дом, почему хочет еще какое-то время побыть наедине с собой.
Не найдя главной ниточки, которая могла раскрутить весь клубок, не решив, кому же была выгодна смерть отставного инженера, он допускал, что убийца не ограничится одной жертвой, и был готов ко всяким неожиданностям. Это самое неприятное, когда сталкиваешься с безмотивным преступлением. Ведь безмотивность обычно потом оказывается ширмой, за которой прятались дикие страсти. Расследовать такие, казалось бы абсурдные, преступления было очень сложно… Не за что зацепиться…
Хотя…
Почему Олесь так и не поговорил с отцом в тот вечер? Если шел с целью помириться, мог не бояться посторонних. В конце концов, вызвал бы его во двор.
И тут же отбросил возникшее подозрение. Нести с собой отраву для отца? Нет, так Олесь не поступил бы… И тем более не пришел бы через несколько дней после похорон заявлять свои права на дачу.
Гм… Но ведь именно ему и только ему принадлежала она по праву наследства. Вот вам и куи продест![7]
Впрочем, выгода может выступать не только в виде денег, имущества. Да и сколько этого имущества было у старого Залищука, если не считать дачи… Ровным счетом ничего.
Предположить, что кому-то нужно было избавиться от Бориса Сергеевича как от свидетеля… Или месть?..
А отрава, обнаруженная на даче Крапивцева?..
Но в настойке Крапивцева не оказалось сердечных лекарств наперстянки и валерьянки. Допустить, что он влил еще и валерьянку в стакан, из которого угощал Бориса Сергеевича? Чепуха!
В тот же вечер сдох и кот Таисии Григорьевны. Экспертиза установила, что в его организме произошли такие же изменения, как и в организме Залищука, что свидетельствует об идентичности отравления.
Но кому нужно было отравлять кота? Какая уж тут куи продест!
Не исключено, что кот, почувствовав валерьянку в стакане с отравой, тоже лизнул ее…
Коваль знал: пока не обнаружен убийца, нельзя быть уверенным, что трагедия не повторится и не появится новая жертва в этой семье. Коль нет мотивов для преступления, убийцей может быть только маньяк, человек психически ненормальный. Кто же из них, членов семьи или их близких, этот маньяк?
Так и не найдя ответа на свои вопросы, подполковник поднялся и, тяжело ступая, направился к двери. В высоком доме уже не пели. Гравий громко хрустел под ногами, но это теперь не имело значения.
Дмитрий Иванович открыл дверь своим ключом. Ружена услышала шорох в коридоре, вышла и включила свет, чтобы ему было видно.
Коваль обнял жену, с наслаждением вдыхая запах ее волос, который по какой-то ассоциации навеял
