пронеслось в сознании. Хотя не шапка волновала его сейчас. Шуткой словно бы оправдывался перед собой, что ищет напрасно.
Он разглядывал шкурки против света, растягивал, прощупывая взглядом каждый сантиметр. Повреждений больше не было. И вдруг заметил! Два темных пятнышка в той же самой шкурке с дырочкой. В грубой утолщенной мездре увязли два кусочка металла. Расстелив газету на столе, он осторожно выковырял их. Это были свинцовые дробинки.
Если их конфигурация не претерпела изменений, то экспертиза попробует установить тождество с теми дробинками, которые извлекли из трупа Чайкуна, но если они ударились о металлический борт «южанки» и срикошетили, то характерную особенность утратили…
Особо не раздумывая, Дмитрий Иванович вырвал из тетради чистый листок, завернул в него кусочки металла и, взглянув на часы, стал быстро одеваться — хотел успеть на очередной рейс херсонского автобуса.
…«Ас дактилоскопии», лейтенант Головань, оказался приятным и спокойным человеком. При этом — твердым и категоричным в своих выводах, что было свойственно, как заметил Коваль, молодому пополнению милиции последних лет, бескомпромиссность и уверенность которого основываются на знаниях и общей культуре.
Худощавый, с тонкими чертами лица, он рядом с коренастым Ковалем казался лозинкой возле крепкого дуба. Это впечатление усиливалось еще и тем, что голова лейтенанта была побрита и на ней выделялись следы больших залысин, неожиданных в таком молодом возрасте.
Внимательно выслушав Коваля, которого привел к нему в лабораторию майор Келеберда, и осмотрев привезенные шкурки, Головань сказал:
— Если бы они были сухие и выделанные, то новым методом напыления следов можно было бы усилить и выявить папиллярные отпечатки… А так… — Он развел руками и посмотрел на Коваля, словно желая сказать: «Неужели не знали?»
— Да, знаю, — согласился Коваль. — В нашем научно-исследовательском институте этот метод уже внедряется.
Лейтенант покачал головой.
— Пока еще только во Львовском филиале Киевского института судебной экспертизы. Но нам это не пригодится.
— А как вы считаете, можно доказать, что ворсинки, найденные в лодке Чайкуна, именно из этих шкурок?
Лейтенант потер ладонью лоб. Коваль с интересом следил, как размышляет молодой эксперт- криминалист, как блестят его глаза, то светлея, то будто бы снова затягиваясь дымкой.
— К сожалению, — сказал он, — доказательно устанавливается лишь одинаковая групповая принадлежность найденных отдельных ворсинок и меха на этих шкурках. То есть подтверждается, что в одном и в другом случае это ворсинки ондатры, определенного возраста, определенного ареала… Но вывод наш может относиться ко всем особям ондатры, а не только к этому конкретному зверьку. — Возвращая шкурки, Головань рассудительно добавил: — Конечно, можно определить, что ворсинки там и тут идентичны, но доказать, что эти шкурки взяты в лодке погибшего, невозможно, вывод наш будет не доказательный, а вероятный. Для суда этого мало.
— Я не о суде думаю. Это требуется для оперативно-розыскной работы, для ориентации.
— Ну, если для ориентации… — задумчиво произнес лейтенант, и Коваль снова встретился с его пытливым взглядом.
— Говорят, что экспертиза наша идет все время вперед, а она оказывается бессильной в таких простых вещах, — поддел лейтенанта Коваль.
— Как это бессильной! — вскинулся «ас дактилоскопии». — Как это бессильной! Вы знаете, какие мы тайны расшифровываем! И вообще экспертная наука сейчас вышла на новые высоты. Взять хотя бы метод вакуумного напыления следов. А в научно-исследовательском институте милиции при помощи математического расчета частоты повторения папиллярных узоров могут определенно сказать, кому принадлежат следы: мужчине или женщине. А раньше это было абсолютно невозможно. Есть сведения, что японцы снимают отпечатки, оставшиеся после прикосновения преступника к коже своей жертвы. Вы понимаете: кожа к коже! Англичане применили в дактилоскопии лазер, он определяет отпечатки пальцев на ткани, резине, штукатурке — материалах, где их плохо видно. С помощью лазера можно увидеть следы папиллярных узоров, оставленных даже несколько лет тому назад!
— Так то же японцы и англичане! — Ковалю нравилась горячность симпатичного молодого эксперта, влюбленного в свое дело, и он не удержался от того, чтобы не распалить его еще сильней.
— Ну и что! У нас, например, до недавнего времени беда была со следами на песке, на тающем снегу — как на материалах, которые испытывают быстрые и необратимые изменения. А теперь — пожалуйста, следы и на песке, и на снегу идентифицируем.
— А вот отпечатки четвертого подозреваемого на ружье Комышана вы не определили… И поэтому мне пришлось еще кое-чем заняться…
— Товарищ полковник, — умоляюще произнес Головань, — они же совсем размыты. И в вакууме пробовали, и облучали. Дело не только в том, что преступник тряпкой вытер ружье. Еле заметные следы, которые остались, наложились на другие, такие же размытые, линии переместились… Здесь что-нибудь определить — все равно что увидеть следы на воде…
— Гм, — буркнул Коваль.
Обежав глазами небольшую комнату лаборатории, заставленную аппаратами и колбами с химическими реактивами, он увидел небольшой, покрытый белым пластиком свободный столик, возле которого были такие же белые табуретки, и направился к нему.
— А как у нас теперь с баллистической экспертизой, трассологией? — спросил Дмитрий Иванович, опускаясь на табурет. — Тоже есть прогресс?
Головань посмотрел на Коваля так, словно хотел спросить: «Вы что же, товарищ полковник в отставке, экзамен мне устраиваете?» Но хорошее воспитание и выдержка не изменили ему, и он принялся спокойно объяснять:
— Прекрасно, товарищ полковник. Научно-технический прогресс не обошел и трассологию. До недавнего времени пользовались выводами, сделанными экспертами при помощи обычного микроскопа; наверное, и сами заглядывали в него, чтобы убедиться в тождественности следов на пулях, выстреленных из одного и того же ствола. Но этот прибор имел свои недостатки. Сейчас для исследования применяются новые специальные приборы высокой точности — профилографы. Алмазная иголка этого прибора, двигаясь по поверхности предмета, фиксирует неимоверно малую неровность. На ленте профилографа можно получить профиль поверхности, увеличенный в двести тысяч раз! В двести тысяч раз! — повторил лейтенант, будто только сейчас осознал, что это значит. — Такое даже электронный микроскоп не может. Профилографы фиксируют не только ровную поверхность предмета, но и шаровидную, цилиндрическую, и это решило все проблемы экспертизы пуль, гильз и тому подобное…
— Да ну! — деланно удивился Коваль. — Тогда я вам еще кое-что покажу, чем мне пришлось заняться. А вы садитесь! — уже тоном приказа добавил он, и лейтенант опустился на свободную табуретку.
Дробинки Коваль умышленно оставил на конец беседы. Если бы он сразу показал их эксперту, тот вряд ли с такой горячностью говорил о напылении следов или о ворсинках из лодки, а Дмитрию Ивановичу нужен был собеседник, чтобы еще раз проверить свои соображения.
— Вот дробинки из шкурки. — Коваль нашел нужную ему шкурку и распластал ее на столе. — Смотрите, лейтенант, откуда я их выковырял.
— Редкий случай.
— Я и сам не ожидал. Наверное, хозяин не присматривался, сыпанул солью, свернул и спрятал… А потом, не разворачивая, отдал перекупщице, у которой их взяла моя знакомая.
Внимание эксперта больше всего привлекли неровные кусочки металла, очевидно кустарным способом изготовленная дробь. Он внимательно изучал их.
— Если мы установим, что это дробь, которой было заряжено ружье Комышана, то нетрудно будет найти хозяина шкурок — убийцу Чайкуна, — сказал Коваль.
