она хотела детей, почему решила, что ей нельзя рожать, как из страха переменить решение из-за Клары и Музы втайне раздобыла снадобье, чтобы навсегда сделаться бесплодной. И как до сих пор не оправилась, совсем не оправилась, потому что сердце ее съежилось и дрожало, а слезы все никак не иссякали.
Он слушал молча, все более и более поражаясь, и, когда она закончила, еще некоторое время не говорил ни слова, только беспомощно разглядывал ее варежки.
Наконец он нарушил тишину:
— В тот день, когда мы встретились, я вел себя с вами ужасно. Никогда себя не прощу.
Это было последнее, что она ожидала сейчас услышать. Глаза принца были бледны, как сама луна.
— Я так сожалею о вашей печали, — продолжал он. — Не знаю, что сказать. Вам нужно поселиться там, где рождается много детей, и всех их брать себе. Будем держать Арчера поблизости — он тут окажется небесполезен, как считаете?
Она улыбнулась этой мысли, едва не рассмеявшись.
— Теперь мне уже лучше. Благодарю вас.
Тогда он отпустил ее руки, осторожно, словно боясь, что они упадут на крышу и разобьются, и мягко улыбнулся.
— Раньше вы никогда не смотрели мне прямо в глаза, а сейчас смотрите, — с любопытством сказала Файер.
— Раньше вы не казались мне настоящей, — пожал плечами Бриган.
— В каком смысле? — нахмурилась она.
— Ну, раньше у меня от вас мутился рассудок. А теперь я привык.
Она хлопнула ресницами, лишившись дара речи от удивления — от его слов ее охватила какая-то глупая радость, а потом рассмеялась над тем, как приятно оказалось быть обычной в его глазах.
Глава двадцать вторая
На следующее утро Файер в сопровождении Музы, Милы и Нила явилась в кабинет Нэша, где ее уже ждали члены королевской семьи вместе с Арчером.
До торжества оставалась всего пара недель, а степень вовлеченности Файер в запланированные убийства по-прежнему была предметом ожесточенных споров. Для нее самой все казалось ясным. Убить всех троих должна именно она, потому что ей намного скорее удастся заманить жертв в уединенное, безлюдное место, а еще, быть может, получится вызнать у них много интересного перед убийством.
Но когда она заявила об этом, Гаран тут же возразил, что она не умеет драться на мечах, и если кто-то из троих окажется силен рассудком, ее просто-напросто заколют. А Клара не хотела, чтобы убийство совершал человек без опыта в этом деле.
— Ты начнешь колебаться, — сказала она ей сегодня. — Когда увидишь, каково это на самом деле — вонзить нож человеку в грудь, ты не сможешь этого сделать.
Но Файер знала о своем опыте больше, чем кто-либо в комнате, за исключением Арчера.
— Да, мне будет жаль делать это, — спокойно ответила она, — но, когда придется, я сделаю.
Арчер в углу дымился от гнева. Файер игнорировала его, понимая всю тщетность попыток урезонить его — особенно сейчас, когда его чувства к ней метались между глубоким возмущением и стыдом, потому что все ее ласки и внимание доставались Миле, а он замечал это и негодовал, понимая, что сам во всем виноват.
— Мы не можем отправить новичка убивать трех наших самых серьезных врагов, — снова возразила Клара.
Впервые с тех пор, как начались обсуждения, Бриган присутствовал на собрании и мог лично высказать свое мнение. Он стоял, опершись о стену и скрестив руки на груди.
— Но совершенно очевидно, что без нее не обойтись, — заговорил он. — Не думаю, что Гентиан сумеет перед ней устоять, а Гуннер, хоть и умен, во всем следует за отцом. С Маргдой могут возникнуть проблемы, но нам очень нужно вытянуть из нее сведения — особенно о том, где Мидогг прячет свои войска — и леди Файер лучше всех подходит для такого задания. К тому же, — добавил он, вскидывая брови в ответ на невысказанные возражения Клары, — ей лучше знать, на что она способна. Если она говорит, что справится, значит, так оно и есть.
Тут Арчер, оскалившись, повернулся к Бригану — его гнев наконец-то нашел себе отдушину в ком-то, кроме Файер.
— Умолкни, Арчер, — мягко сказала Клара, прерывая его, пока он не успел еще начать.
— Это слишком опасно, — сказал Нэш, сидевший за столом и бросавший оттуда на Файер обеспокоенные взгляды. — Ты ведь здесь лучший фехтовальщик, Бриган. Тебе и карты в руки.
— Ладно, — кивнул Бриган, — хорошо, а что, если мы с леди Файер сделаем все вместе? Она отведет их в укромный уголок и допросит, а я избавлюсь от них и обеспечу ей защиту.
— Вот только будет куда сложнее заставить их мне довериться, если рядом будете слоняться вы, — заметила Файер.
— Я могу спрятаться.
Во время этого диалога Арчер медленно приблизился к Бригану с другого конца комнаты и теперь встал перед принцем, едва дыша.
— Вас совершенно не волнует, что это для нее опасно, — возмущенно проговорил он. — Она для вас — орудие, вы бессердечны, как скала.
От его слов в груди у Файер всколыхнулся гнев.
— Не смей называть его бессердечным, Арчер. Он единственный мне верит.
— Ну, что ты, я тоже верю, ты способна на это, — возразил Арчер шипящим шепотом, казалось, заполнившим все уголки кабинета. — В конце концов, ты же подстроила самоубийство собственного отца. Что тебе стоит прикончить пару-тройку деллийцев, с которыми ты даже не знакома?
Время будто замедлилось, и все вокруг исчезли. Остались лишь Файер и Арчер. Она уставилась на него сначала неверяще, а потом, словно холод, сперва сковывающий конечности, а затем добирающийся до самого сердца, ее затопило понимание — он и вправду произнес сейчас вслух то, что она услышала.
И Арчер уставился на нее в ответ с таким же изумлением, растеряв весь пыл и пытаясь прогнать с ресниц слезы.
— Прости меня, Файер. Я бы хотел взять свои слова обратно.
Но, с трудом осознав, что случилось, она уже понимала, что обратно ничего не взять. И суть даже не в том, что Арчер выдал тайну, а в том, как он это сделал. Он обвинил ее — он, единственный, кому известно было, как она мучилась. Ткнул носом в то, чего она сама так стыдилась.
— Изменилась не только я одна, — прошептала она, глядя ему в глаза. — Но и ты тоже. Раньше ты никогда не был ко мне жесток.
Все еще ощущая, будто время остановилось, Файер развернулась и выскользнула из кабинета.
Время нагнало ее в замерзшем саду у зеленого домика. Уже после первой минуты вместе с дрожью к ней пришла мысль, что она страдает навязчивой неспособностью помнить о необходимости верхней одежды. Мила, Муза и Нил молча стояли рядом.
Файер сидела на скамье под тем самым огромным деревом, и крупные круглые слезы, стекая по щекам, капали ей на колени. Она взяла предложенный Нилом платок и посмотрела в лица своих стражей, одного за другим, изучая глаза, ища за внешним спокойствием разумов ужас от того, что они теперь знали.
Все они легко выдерживали ее взгляд, и ужаса она не обнаружила. В глазах их светилось уважение.
Поразительно, как ей повезло с этими людьми — им не противно было находиться в обществе отвратительного чудовища, которое лишило жизни свою родную кровь.
