превратить человека в дурака так просто, казалось ей неправильным.
Полная мрачного отвращения к себе, она с трудом поднялась наверх, в свою комнату. В голове снова и снова тупо звучала песня, и Файер не могла понять, почему та к ней привязалась. Это была деллийская погребальная песнь, плач о потерянной жизни.
Наверное, мысли об отце привели ее с собой. Она никогда не пела ее в его честь, и на скрипке тоже не играла. Когда он умер, она слишком одеревенела от горя и смятения, чтобы музицировать. Для него зажгли костер, но она не пошла смотреть.
Скрипку подарил ей Кансрел. Одно из его странных проявлений доброты — ведь на ее музыку терпения ему никогда не хватало. А теперь Файер совсем одна — единственный человек-чудовище в Деллах, и скрипка осталась одним из немногих счастливых воспоминаний об отце.
Счастливых.
Что ж, пожалуй, время от времени память о нем связывалась с какой-то неясной радостью, но реального положения дел это не меняло. Так или иначе, все, что было плохого в Деллах, брало свое начало в делах Кансрела.
Это была не самая умиротворяющая мысль. Но измученная усталостью Файер надолго провалилась в забытье, и деллийский плач звучал рефреном в ее снах.
Глава вторая
Проснувшись, Файер первым делом почувствовала боль, а уже потом ощущение непривычного смятения в доме. На нижнем этаже суетились воины, и среди них — Арчер.
Когда мимо двери спальни проходила служанка, Файер коснулась ее разума, призывая. Девушка вошла, не глядя на нее, решительно сосредоточившись на метелке для пыли у себя в руке. Ну, по крайней мере, пришла. Некоторые сбегали, притворяясь, что не слышат.
— Да, миледи? — я сухо спросила она.
— Софи, почему внизу столько людей?
— Браконьера нашли сегодня в клетке мертвым, миледи, — ответила та. — Со стрелой в горле.
Софи развернулась на каблуках, вышла и хлопнула дверью, оставив Файер лежать в постели с тяжелым сердцем.
Она никак не могла избавиться от чувства, будто виновата в том, что оказалась похожей на оленя.
Одевшись, Файер спустилась вниз и разыскала Донала, своего управляющего. У Донала были посеребренные возрастом волосы и твердый характер, и он служил ей с тех пор, как она себя помнила. При виде ее он поднял седую бровь и кивнул в сторону задней террасы.
— Едва ли он долго думает перед тем, как выстрелить, — проговорил он.
Донал, конечно, имел в виду Арчера, чье раздражение она чувствовала даже сквозь стену. Но при всей своей горячности Арчеру не нравилось, когда умирали люди, находящиеся в его милости.
— Будь добр, помоги мне завязать волосы, Донал.
Через минуту, укрыв голову коричневой тканью, Файер вышла на улицу, чтобы поддержать Арчера в такой момент. Воздух пропитался запахом надвигающегося дождя. На Арчере был длинный коричневый плащ. Сам он, весь был какой-то острый — лук в руке, стрелы на спине, досадливые вспышки движения, выражение лица, с каким он оглядывал холмы. Файер облокотилась на перила рядом.
— Я должен был это предвидеть, — сказал он, не глядя на нее. — Он практически сам сказал нам, что так случится.
— Ты ничего не мог сделать. Твоя гвардия и так слишком поредела.
— Я мог оставить его внутри.
— И сколько людей его охраняло бы? Мы живем в каменных домах, Арчер, а не во дворцах, и темниц в подземельях у нас нет.
Он рубанул воздух ладонью.
— Мы сумасшедшие, ты в курсе? Мы сошли с ума, если считаем, что можем жить тут, так далеко от Столицы и защищать себя от пиккийцев, мародеров и подосланных мятежниками шпионов.
— Он не выглядел и не говорил как пиккиец, — возразила она. — Он родился в Деллах, как и мы. А мародеры такими чистыми, опрятными и воспитанными не бывают.
Пиккийцы происходили из страны, которая располагалась к северу от Делл. Они и вправду иногда приплывали на кораблях, воровали из северных Делл лес и даже рабов. Но жители Пиккии, хоть и не всегда, но чаще всего были высокими и более светлокожими, чем их соседи-деллийцы, а вовсе не такими невысокими и смуглыми, как голубоглазый браконьер. К тому же у пиккийцев был четкий гортанный говор.
— Значит, — упорствовал Арчер в своем намерении понервничать, — это был шпион. У лордов Мидогга и Гентиана по всей стране лазутчики для слежки за королем, за принцем, друг за другом — кто его знает, может, и за тобой! — добавил он ворчливо. — Тебе никогда не приходило в голову, что враги короля Нэша и принца Бригана, может быть, хотят украсть тебя и использовать для их свержения?
— Тебя послушать, так каждый хочет меня украсть, — мягко сказала Файер. — Если бы твой собственный отец приказал связать меня и продал в зоопарк по дешевке, ты бы заявил, что с самого начала его подозревал.
Он фыркнул.
— С твоей стороны было бы разумно подозревать друзей — по крайней мере всех, кроме меня и брокера. А еще — выходить из дома только в сопровождении воина и проворнее управлять теми, кто встречается тебе на пути. Тогда мне было бы меньше поводов для беспокойства.
Все это были избитые фразы, и ее ответы он знал наизусть, так что она просто его проигнорировала.
— Наш браконьер не шпионил ни для лорда Мидогга, ни для лорда Гентиана, — спокойно произнесла она вместо этого.
— Мидогг собрал себе на северо-востоке целое войско. Если он решит «одолжить» наши земли — отсюда ведь куда удобнее вести войну против короля — мы не сумеем его остановить.
— Арчер, не сходи с ума. Королевские войска не бросят нас на произвол судьбы. И вообще, браконьера сюда прислали не мятежники — он для того слишком прост. Мидогг никогда бы не нанял в разведчики простака, да и Гентиан, даже если у него и нет мидоггова ума, все же не настолько глуп, чтобы посылать к нам пустоголового шпиона.
— Ладно, — раздраженно перебил Арчер, — значит, я возвращаюсь к теории, что он охотился за тобой. Узнав тебя, он сразу заговорил о себе как о покойнике и, как видно, в этом вопросе был хорошо информирован. Объясни тогда это, будь добра. Кто он такой и какого черта его убили?
Его убили, потому что он ее ранил, подумала Файер; или, быть может, потому что она видела его и говорила с ним. Смысла во всем этом мало, но получается почти смешно, если бы, конечно, Арчер был в настроении шутить: они с убийцей браконьера сошлись бы, ведь Арчер тоже не любил, когда ей делали больно или навязывались в знакомые.
— А еще он тоже хороший стрелок, — добавила она вслух.
Он все еще мрачно вглядывался в даль, как будто ожидал, что преступник выскочит из-за валуна и помашет рукой.
— А?
— Ты бы поладил с этим убийцей, Арчер. Ему пришлось стрелять через обе внешние решетки, да еще решетку клетки, правильно? Должно быть, неплохо стреляет.
Восхищение другим лучником, казалось, немного его развеселило.
— Это мягко сказано. Судя по глубине раны и углу, под каким вошла стрела, думаю, он целился издалека, из-за деревьев вон за тем подъемом. — Он указал на пятачок скалы, на который Файер забиралась прошлой ночью. — Попасть через две решетки — уже само по себе впечатляюще, но ведь еще
