Ярость, снова ярость от того, что нельзя даже сочувствовать так, чтобы он этого не знал. Просто безумие, все это невозможно себе представить. Как его мать общается с ним? А дедушка? Как с ним вообще можно разговаривать?
— То, как ты сражаешься, — начала она, не отрывая взгляда от темнеющего двора за окном. — Хочешь, чтоб я поверила, что у тебя нет Дара сражаться?
— Я исключительно хороший боец от природы, — ответил он. — Как и все мои братья. Королевская семья в Лиониде славится мастерством рукопашного боя. Но мой Дар — огромное преимущество в бою, ведь я предвижу каждый шаг, который противник делает против меня. Прибавь сюда еще то, что я ощущаю тело противника — это чувство куда более точное, чем зрение — и поймешь, почему до сих пор никому, кроме тебя, не удавалось меня одолеть.
Поразмыслив, она поняла, что просто не может в это поверить.
— Ты сражаешься слишком хорошо. У тебя точно есть еще Дар, ты не смог бы так биться со мной без него.
— Катса, — сказал он, — подумай хорошенько. Ты бьешься в пять раз лучше меня. Когда мы боремся, ты всегда сдерживаешься — не говори, что это не так, это правда — а я ни капли не смягчаю удары. Ты можешь творить со мной все, что угодно, а я даже больно тебе сделать не могу…
— Мне больно, когда ты бьешь…
— Только секунду, к тому же, я могу тебя ударить, только когда ты сама позволяешь, когда выкручиваешь мне руку и не заботишься о том, что я бью тебя в живот. Как думаешь, сколько времени тебе потребуется, чтобы убить меня или переломать все кости, если будет необходимо?
Если будет по-настоящему необходимо? Он прав. Если бы она решила ранить его, сломать руку или шею, едва ли это заняло бы много времени.
— Когда мы боремся, — продолжал По, — ты очень стараешься победить, не покалечив меня. Обычно у тебя это получается благодаря необычайному мастерству. А я ни разу не сумел тебя ранить, хотя, поверь, пытался.
— Это прикрытие, — произнесла она. — Бойцовские навыки — только прикрытие.
— Да. Моя мать ухватилась за них, когда стало ясно, что я унаследовал способности братьев, а мой Дар их преумножил.
— Но почему ты не почувствовал, что я собираюсь тебя ударить, — спросила Катса, — в замке Мергона?
— Почувствовал, — ответил По, — но только в последний момент — и не успел защититься. До того первого удара я не подозревал, как ты быстра. Мне никогда не приходилось сталкиваться с такой скоростью.
От оконной рамы отвалился кусочек известки. Она взяла его и покатала между пальцами.
— Твой Дар когда-нибудь ошибается? Или ты всегда знаешь наверняка?
В его вдохе послышался смешок.
— Я не всегда знаю наверняка. Дар все время меняется, все еще растет. Чувство материи довольно надежно, если только вокруг нет огромной толпы. Я чувствую, где люди и что делают. В том, что касается меня: ни разу не было, чтобы я чувствовал ложь, а мне не лгали, или ожидал удара, а его не было. Но порой я не знаю… чувствую что-то, но не знаю точно. Чувства других людей могут быть очень… сложными, их трудно понять.
Ей никогда не приходило в голову, что может быть трудно понять человека, даже читая его мысли.
— Сейчас я увереннее, чем раньше, — продолжал он. — В детстве я постоянно путался. Меня накрывали огромные волны энергии и ощущений, и чаще всего я в них тонул. Например, мне понадобилось немало времени, чтобы научиться различать важные мысли и не очень, просто мысли, которые забываются в следующие мгновение, и осознанные мысли-намерения. Я сильно продвинулся вперед, но иногда Дар по- прежнему подкидывает мне такое, что руки опускаются.
Это показалось ей странным и смешным. А она еще думала, что это ее Дар — стихийное бедствие! Рядом с Даром По он казался на редкость простым и понятным.
— Иногда с ним трудно справиться, — добавил он, — с моим Даром.
Катса полуобернулась к нему.
— Ты это сказал, потому что я об этом думала?
— Нет. Я это сказал, потому что сам об этом думал.
Она снова повернулась к окну.
— Я думала о том же. Примерно о том же.
— Ну, — заметил он, — полагаю, это чувство тебе понятно.
Катса снова вздохнула. Многое в его словах она и вправду могла понять, хотя не желала этого.
— Как близко тебе нужно находиться к человеку, чтобы его почувствовать?
— По-разному. К тому же, со временем все меняется.
— В каком смысле?
— Если я хорошо знаю человека, — объяснил он, — радиус будет больше. К незнакомцу придется подходить ближе. Вот сегодня я почувствовал, как ты подъехала к замку, почувствовал, когда влетела во двор и спрыгнула с лошади, ясно ощущал ярость, когда ты бежала к Раффину. Тебя я чувствую… сильнее, чем остальных.
За окном было уже намного темнее, чем в столовой, и Катса случайно заметила отражение По в оконном стекле. Теперь он опирался о стол, как ей представлялось сначала. Лицо, плечи, руки были печально опущены. Весь его облик дышал грустью: он был несчастен. Сначала По смотрел в пол, но потом поднял глаза и встретился в отражении с ее взглядом. Внезапно Катса снова почувствовала на глазах слезы и поспешила сказать первое, что пришло в голову:
— А ты чувствуешь зверей и растения? Камни и землю?
— Я уезжаю, — проговорил он. — Завтра.
— Ты почувствуешь, если рядом будет животное?
— Можешь повернуться, чтобы я тебя видел, пока мы разговариваем?
— Тебе легче читать мои мысли, когда я стою лицом?
— Нет. Я просто хочу на тебя смотреть, Катса. Вот и все.
В его мягком голосе звучало сожаление. Он сожалел обо всем этом, сожалел о своем Даре. О Даре, в котором не был повинен и который оттолкнул бы ее от него, если бы он открыл ей правду в самом начале.
Она повернулась к нему.
— Раньше я никогда не чувствовал зверей, растения, природу, — ответил он тогда, — но в последнее время что-то меняется. Иногда у меня появляется размытое ощущение чего-то, что не есть человек. Если оно двигается, я это чувствую. Но очень нестабильно.
Катса, не отрываясь, смотрела ему в лицо.
— Я еду в Сандер, — сказал По.
Она молча сложила руки на груди.
— Когда Мергон допрашивал меня после твоей вылазки, стало очевидно, что ты похитила у него дедушку, а еще, что Мергон держал его для кого-то другого. Но я не мог узнать, для кого, не задавая вопросов, которые выдали бы то, что я уже выяснил.
Она рассеянно слушала, слишком уставшая, слишком подавленная всем, что навалилось на нее сейчас, чтобы сконцентрироваться на похищении.
— Я начинаю думать, что здесь замешано Монси, — сказал он. — Мы вычеркнули Миддланды, Вестер, Нандер, Истилл, Сандер — и, если помнишь, почти везде я уже был и знаю, что мне не лгали нигде, кроме Сандера. Лионид ни при чем, в этом я уверен.
Пока они говорили, она совсем растеряла всю ярость, больше, не чувствовала ее, хотя ей хотелось бы. Потому что лучше ярость, чем пустота, пришедшая на ее место. Ей было жаль, что в ее чувствах к По все так переменилось, жаль, что все куда-то исчезло.
— Катса, — позвал он. — Мне нужно, чтобы ты меня слушала.
Моргнув, она заставила себя сосредоточиться на его словах.
