— Разумеется.
— Вам звонила из театра госпожа Лиан. Я переключил ее на коммутатор клуба Бэклахэм.
— Клуба Бэклахэм?
— Так точно. Вы же сами, господин профессор, уходя, так распорядились. Помните, вы еще сказали, что к восьми вечера будете там вместе с господином Керсеном.
— Кто сказал? Я?!
— Да, господин профессор, я слышал это из ваших собственных уст.
— Из моих?..
— Не извольте сомневаться, я говорю вам истинную правду.
— Значит, и Керсен ушел в клуб?
— Так точно.
— Благодарю вас. Доброй ночи.
Я попытался собраться с мыслями. Итак, моя телеустановка продолжала действовать даже за пределами студии. Иначе дежурный вахтер нe мог бы «меня» видеть. Выходит, меня оглушил Нилл и он же похитил мой аппарат! Правда, в глубине души я пытался отбросить это нелепое подозрение. Но, увы, факты свидетельствовали явно не в пользу Нилла.
Поскольку я находился на государственной службе, на мне лежала вся ответственность за случившееся, тем более, что речь шла об изобретении особой важности. Тревога за судьбу открытия усугублялась негодованием на обидчика. Но еще больше меня взволновала внезапная догадка… Именно она и побудила меня в первый момент воздержаться от того, чтобы поднять тревогу и вызвать охрану.
Я решил пока ничего не предпринимать и прежде всего связаться с клубом Бэклахэм.
Знакомый приветливый голосок Дотти Скотт, заведующей секретариатом клуба, прервал меня на полуслове:
— Хелло, господин профессор! Что же вы бросили своего помощника?
Я остолбенел.
— Бедняга Керсен, его со всех сторон атаковали члены клуба. Он мужественно защищал вас, но его засыпали градом вопросов.
«Что же получается: Керсен в клубе… И защищает меня?!»
— Что там происходит, в клубе?
— О, значит, господин профессор не в курсе, вам даже не известно, какую оживленную дискуссию вызвала ваша лекция?
«О чем она? Неужели я перестад соображать? Выходит, после того удара; по голове у меня помутился разум?» (Впоследствии в своих интервью корреспондентам и в беседах с журналистами я частенько поддерживал версию о собственном помешательстве.)
— Дотти, заклинаю вас господом богом, не шутите со мной!
— Но помилуйте, господин профессор, — Дотти была явно обескуражена, — я вовсе не шучу.
— Послушайте, значит, Керсен в клубе?
— Конечно, какие тут могут быть сомнения?!
— Дотти, умоляю, задержите его.
— Полагаю, — игриво проговорила разом подобревшая Дотти, — что это не потребует от меня особых усилий.
— Послушайте, Дотти, это очень важно. Задержите его в клубе до моего прихода. Через десять минут постараюсь быть там.
С этими словами я повесил трубку. Вахтер проходной с нескрываемым изумлением уставился на меня, но, признаться, в тот момент я не придал этому никакого значения.
— В клуб Бэклахэм! — бросил я шоферу.
Машина свернула на широкую асфальтированную ленту бульварного кольца Бари, окаймленного яркими огнями фонарей и неоновых реклам. Ослепительный свет мигающих огней проникал в машину и то исчезал, то бил прямо в глаза; каждый сноп света, казалось, пронизывал вас насквозь, подобно тревожным мыслям, одолевающим человека.
Как понять все происшедшее? Может, в бессознательном состоянии я и впрямь отправился с Ниллом в клуб и читал там лекцию? А что если это был не я?.. Можно ли допустить, что в результате сильного потрясения я полностью потерял контроль над собой? Но если принять версию, что я был в клубе, каким же образом я очутился в коридоре, там, где меня сбили сильным ударом по голове? Нет, одно с другим совершенно не вяжется. Уж не схожу ли я с ума? Я стал лихорадочно припоминать труднейшие формулы, имена старинных знакомых, номера телефонов своих коллег и исторические даты, восстанавливать в памяти расплывчатые воспоминания детских лет… Все это мне удалось без особых усилий. Следовательно, совершенно невероятно, чтобы я не помнил событий, происшедших всего каких-нибудь два часа назад, когда «профессор Бирминг» читал свою лекцию в клубе.
Допустим, Нилл искал меня и, не найдя, отвез в клуб телевизионную установку, чтобы в порядке смелого эксперимента использовать ее для воспроизведения моей лекции. Но это слишком дерзкая и поистине «сенсационная» идея! К тому же установка в лучшем случае могла воспроизвести только вступительную часть лекции — ровно столько, сколько я успел передать в студии на ее запоминающее устройство.
Я опустил до отказа стекло автомобиля; в машину ворвался прохладный, чудесный воздух, какой обычно бывает после дождя. Я с жадностью вздохнул полной грудью. Дождь только что перестал. Мостовая сверкала влажным блеском. Казалось, будто неоновые огни реклам насмешливо подмигивают мне, как бы намекая, что кто-то, выдающий себя за профессора Бирминга, свободно разгуливает нынче вечером по улицам города.
2
Автомобиль свернул в парк, в центре которого высилось здание клуба, и, бесшумно проскользнув между вековыми деревьями, в горделивом безмолвии застывшими вдоль аллеи, резко затормозил у подъезда. Едва я успел войти в роскошный вестибюль с колоннами, как сразу заметил, что атмосфера приветливости и уюта, обычно царящая в клубе, на сей раз чем-то нарушена. Члены клуба, важные господа во фраках, собравшись группами, оживленно беседовали. Кто-то из них, заметив мое появление, обратил на меня внимание остальных. Все как один повернулись в мою сторону.
«Не иначе пялят глаза на мой костюм, — подумал я. — Но не ехать же мне домой переодеваться!»
Я обвел взглядом вестибюль, тщетно разыскивая Нилла Керсена. И только было хотел направиться в салон, как внезапно ко мне подскочил какой-то здоровенный детина. Не дав опомниться, он на ходу навел на меня объектив фотоаппарата и, щелкнув затвором, заснял. От удовольствия его широкое, губастое лицо расплылось в неудержимой улыбке. Трудно было представить, что эти растянутые до самых ушей губы способны выговаривать какието слова, но, к моему глубокому удивлению, он выпалил:
— Господин профессор! Ваша сегодняшняя лекция произвела фурор!
«И он о «моей лекпии», — промелькнуло у меня в голове. — Значит, Дотти Скотт ничего не преувеличила?»
— Газета дала мне задание взять у вас интервью. Чем вы руководствовались, утверждая…
Однако репортеру не удалось закончить фразу. Его оттеснили сбежавшиеся со всех сторон корреспонденты других газет.
Я вконец растерялся. Мне во что бы то ни стало нужно отыскать Нилла, а тут приходится давать интервью по поводу «моего» выступления!
Журналисты, перебивая друг друга, забросали меня вопросами. Поднялась невообразимая сумятица. Нечленораздельные крики и обрывки фраз слились в форменную какофонию. Лишь на какое-то мгновение, подобно вспышкам магния, мое сознание пронизывали бессвязные слова, отдельные скороговоркой произнесенные фразы:
