землевладельцев Силезии, я учился писать не только об аграрной политике, но и, когда затрагивались более узкие вопросы, о сельскохозяйственных машинах, о «немецком эффективном способе унавожения», о «породистой немецкой свинье». Я готовил также заметки о сенсационных уголовных делах и т.д. Однажды я даже получил премию, что у нас обычно не делалось, так как ухитрился оказаться на месте одного крупного преступления еще до прибытия уголовной полиции. Я усвоил много приемов, которыми пользовались спортивные репортеры, получавшие тогда фактически лишь построчный гонорар. Например, я научился писать о пяти или более проходивших одновременно спортивных мероприятиях, побывав не более чем на одном или двух из них. Благодаря этому, работать в спортивном секторе было выгоднее, чем наскребать строчки для других редакций.
Профессиональные знания и опыт во многих областях редакционной работы, включая верстку, я приобретал, замещая во время университетских каникул отпускников. Так, то ценой напряженного труда, то более легко, зарабатывал я крайне необходимые мне для продолжения и завершения учебы деньги. Редакция также брала у меня и неплохо оплачивала многие фотоснимки, которые я делал попутно во время своей становившейся все более разносторонней репортерской деятельности. Прежде всего это были фотографии в связи с крупными юбилеями старых городов Силезии, когда репортаж об истории города и празднествах дополнялся большой фотоподборкой.
Литературный отдел газеты возглавлял тогда видный историк и критик литературы марксист Пауль Рилла, к сожалению, очень рано умерший. Он иногда привлекал меня к обсуждению кинофильмов. Это было связано для меня с тем преимуществом, что я мог частенько приглашать в кино свою тогдашнюю подругу, ставшую позднее моей женой, – для кинокритиков всегда полагались два бесплатных билета в кинотеатр.
В 1945 году я с особой радостью – кажется, в этом мне помог известный театральный критик и очеркист Герберт Еринг – разыскал Пауля Рилла, который жил в деревне недалеко от Берлина, и привлек его к сотрудничеству в газете «Берлинер цайтунг». Здесь, в отделе культуры газеты, облик которого он определял много лет, Пауль Рилла обрел поле деятельности для активного и боевого участия в строительстве нашей социалистической культуры. Когда Пауль Рилла подал затем заявление о вступлении в Социалистическую единую партию Германии, я с чистой совестью и с полным убеждением, что это – заслуживающий личного и политического доверия товарищ, дал ему рекомендацию в партию.
Активное накопление политических знаний и опыта
Посещение бесчисленных мероприятий всех тогдашних партий и организаций различных политических направлений было одной из важных причин, побудивших меня определить и свои политические взгляды. Благодаря этому я прошел, так сказать, активное политическое обучение. Я шаг за шагом приближался к позициям рабочего класса, к марксизму-ленинизму. Социал-демократическую партию я отверг из-за ее капитулянтской политики по крупным общественно-политическим вопросам, из-за ее соглашательской политики по всем решающим проблемам. Я быстро понял, что фашистская партия является величайшей опасностью для нашего народа и против нее необходимо бороться любыми средствами. Единственной партией в Германии, которая действительно защищала жизненные интересы народа и указывала путь предотвращения становившейся все более реальной угрозы кровавой фашистской диктатуры и военной катастрофы, являлась Коммунистическая партия Германии.
Приток членов в нацистскую партию был обусловлен как крупной финансовой поддержкой, оказывавшейся ей со стороны монополистического капитала, так и в значительной мере ее абсолютно беспринципной социальной демагогией. К ее характеристике следует добавить расизм, шовинизм и примитивный антикоммунизм. Однажды, например, я присутствовал на предвыборном собрании Демократической партии. Главным оратором на нем был один из видных министров имперского правительства. Выступавший в прениях фашист под одобрительные возгласы сотен своих единомышленников воскликнул, обращаясь к присутствовавшим: «И вот в 1918 году в Германию прибыл еврей Карл Маркс и учинил революцию». Послышались слабые возгласы протеста и легкий смех некоторых уважаемых господ. А затем в зале произошла стычка, и с помощью такой «избирательной бомбы» фашисты сорвали это собрание демократов.
Как-то на предвыборном собрании фашистов я купил брошюрку руководящего деятеля нацистской партии. Потом он стал министром культуры одного из земельных правительств Германии. Брошюрка называлась «Женщина-мать или член партии». Уже на первых страницах читатель узнавал, что – я точно цитирую по памяти – «в Советском Союзе рабочие-коммунисты обязаны собираться в цехах крупных предприятий на свои коммунистические празднества, где должны молиться, как богам, машинам».
Мне приходилось участвовать в качестве репортера на собраниях домовладельцев-фашистов, где квартиросъемщиков, которые вследствие безработицы и бедственного социального положения не могли вовремя уплатить квартплату, называли «лодырями». Когда Гитлер придет к власти, грозили фашистские хозяева под одобрительные возгласы участников собрания и крики «Хайль Гитлер», он позаботится о том, чтобы домовладельцы, когда сочтут это нужным, могли выдворять на улицу жильцов, которые неаккуратно платят за квартиру.
Представителям каждой прослойки населения обещалось все, что они только могли себе пожелать. Ложь фашистов была беззастенчивой и грубой. А разоблачить ее и вскрыть бесстыдную демагогию фашистов было зачастую просто невозможно, ибо крупная буржуазия предоставила в распоряжение нацистской пропаганды не только деньги, но и более 90 процентов своих газет и журналов.
Экзаменационные проблемы
Для изучения права и общественных наук в университете в качестве минимального срока было установлено тогда шесть семестров. Это означало, что студент получал возможность сдавать государственный экзамен по праву и стать референдарием, лишь проучившись все шесть семестров, то есть три года. Экзаменующийся должен был предъявить документы, подтверждавшие, что он оплатил обязательные лекции, семинарские занятия и более или менее регулярно посещал их. Когда я занимался пятый семестр, мне пришлось серьезно подумать о том, что мне еще следовало бы сделать, чтобы после шестого семестра меня допустили к государственному экзамену. Как правило, требовалось еще 6–8 месяцев, чтобы сдать все письменные и устные зачеты, после чего назначался день государственного экзамена.
В результате критической самопроверки выяснилось, что в моих знаниях еще имеются существенные пробелы, которые следовало обязательно восполнить. Правда, получить необходимые справки было не так уж трудно, даже если в результате отнимавшей немало времени работы на стороне я посещал занятия довольно нерегулярно. Конечно, некоторые лекции и семинары я считал для себя исключительно важными и старался не пропускать их. Но мне было совершенно ясно, что для заключительного общего экзамена моих знаний еще явно недостаточно.
В создавшихся условиях пришлось прибегнуть к широко использовавшемуся тогда изучавшими право студентами средству, которое я, собственно, всегда презирал. Мне не оставалось ничего иного, как обратиться к репетитору. Такими репетиторами являлись не имевшие прямого отношения к вузам бывшие или еще работавшие адвокаты, которые, специализировавшись на подготовке студентов к государственным экзаменам, быстро натаскивали их. Они делали это на частной основе и, разумеется, за плату.
Во время посещения занятий у репетитора мне волей-неволей пришлось значительно сократить свою репортерскую работу в газете «Бреслауер нойесте нахрихтен». На занятиях я познакомился с некоторыми студентами, которые являлись членами студенческого кружка социалистов, кое-кто из них поддерживал контакт с социалистическими партиями. Во время перерывов в занятиях мы увлеченно спорили, и было совершенно естественно, когда одна из студенток – я повстречал ее снова в Берлине в 1946 году – пригласила меня побывать на собрании студентов-социалистов.
Я пошел туда и вскоре вступил в эту организацию, хотя, собственно, уже первое присутствие на ее собрании меня разочаровало. Оно показалось мне недостаточно боевым, слишком беззубым, о чем я и сказал пригласившей меня студентке. После этого она связала меня с группой, в которую входили шесть или семь студентов, поддерживавших контакты с коммунистической партией и занимавшихся распространением среди других студентов идей марксизма-ленинизма.
