Которым он создал себя, Которым Он в долгих битвах изводил врагов, Дикарь борол и в этом ратоборстве: Поверженный, Он поднимался вновь, Пил, хохотал, и ел, и сквернословил! Так веселился он. Казалось, весь Он хочет выплеснуть себя, как чашу. Казалось, что единым духом — всю Он хочет выпить жизнь свою. Казалось, Всю мощь души, Всю тела чистоту Аттила хочет расточить в разгуле! Когда ж, шатаясь, Весь побагровев, Весь потрясаем диким вожделеньем, Ступил Аттила на ночной порог Невесты сокровенного покоя, — Не кончив песни, замолчал кастрат, Утихли домры, Смолкли крики пира, И тот порог посыпали пшеном… Любовь! Ты дверь, куда мы все стучим, Путь в то гнездо, где девять кратких лун Мы, прислонив колени к подбородку, Блаженно ощущаем бытие, Еще не отягченное сознаньем!.. Ночь шла. Как вдруг Из брачного чертога К пирующим донесся женский вопль… Валя столы, Гудя пчелиным роем, Толпою свадьба ринулась туда, Взломала дверь — и замерла у входа: Мерцал ночник, У ложа на ковре, Закинув голову, лежал Аттила. Он умирал. Икая и хрипя, Он скреб ковер и поводил ногами, Как бы отталкивая смерть. Зрачки Остекленевшие свои уставя На ком-то зримом одному ему, Он коченел, мертвел и ужасался. И если бы все полчища его, Звеня мечами, кинулись на помощь К нему, И плотно б сдвинули щиты, И копьями б его загородили, — Раздвинув копья, Разведя мечи, Прошел бы среди них его противник, За шиворот поднял бы дикаря, Поставил бы на страшный поединок И поборол бы вновь… Так он лежал, Весь расточенный, Весь опустошенный И двигал шеей, Как бы удивлен, Что руки смерти Крепче рук Аттилы. Так сердца взрывчатая полнота Разорвала воловью оболочку — И он погиб, И женщина была В его пути тем камнем, о который Споткнулась жизнь его на всем скаку. Мерцал ночник. И девушка в углу, Стуча зубами, молча содрогалась. Как спирт и сахар, тек в окно рассвет, Кричал петух. И выпитая чаша У ног вождя валялась на полу, И сам он был — как выпитая чаша. Тогда была отведена река, Кремнистое и гальчатое русло Обнажено лопатами, — И в нем Была рабами вырыта могила. Волы в ярмах, украшенных цветами, Торжественно везли один в другом — Гроб золотой, серебряный и медный. И в третьем —
