Хендрике снимает с себя надетые на нее Рембрандтом одежды, берет котелок и свечу в подсвечнике, кладет их в мешок, завязывает веревкой.
Хендрике
Сейчас… сейчас… Мы только котелок, где пищу варим, Возьмем с собой, и если гонят нас, То мы уходим… Не сердитесь, барин… Людвиг
Ни щепки брать не позволяю я! Хендрике
Да это, сударь, свечечка… веревка… Людвиг
Моя веревка, и свеча моя, И мой мешок! Не смей их брать, воровка! Оставь подсвечник: он посеребрен! И этот котелок для варки пищи Поставь на место! Выметайся вон Отсюда, девка! Твой хозяин— нищий! Рембрандт
Пойдем, старуха. Людвиг
Да, ступай плясать И петь в харчевнях, грубая скотина! Рембрандт
(задумчиво)
Теперь я Иова начну писать. Людвиг
(не расслышав)
Что, что писать? Доносы? Рембрандт
Нет, картину. Я, Людвиг, ухожу. Но берегись: Я так тебя ославлю, что покуда Земля стоит и существует высь, Все будут говорить, что ты — Иуда, Разбойник подлый… Писец
Я вас перебью: Когда ответчик делом недоволен, В его правах претензию свою Здесь изложить — в судебном протоколе. (Протягивает Рембрандту протокол.)
Рембрандт
Ну что ж, пиши. Мой почерк груб и куц, А ты и подлость выведешь красиво.
