бурую траву у тропинки. Потом перешагнул через канавку и полез на стену.
Не все навыки он растерял с годами, кажется, он не так уж и стар. Довольный собственным проворством, он забросил одну ногу, потом вторую, встал на широкой, неровной поверхности стены, балансируя, а затем шагнул – прыгают только мальчишки – на крепкую ветку. Нашел удобное место, сел, огляделся, выбирая, протянул руку и сорвал яблоко.
К своему удивлению, он почувствовал, как сильно забилось его сердце.
Он знал, что, если бы они это увидели, его мать, Мартиниан и еще полдесятка других людей, они бы горестно покачали головой, словно хор в одной из теперь редко исполняемых трагедий древних тракезийских поэтов. Все говорили, что Криспин совершает некоторые поступки лишь потому, что не должен их совершать. Его мать называла это извращенным поведением.
Возможно. Сам он так не думал. Яблоко было спелое. И вкусное, решил Криспин.
Он бросил его в траву, к другим опавшим яблокам, на поживу мелким зверькам, и встал, чтобы перелезть обратно на стену. Он сделал, что хотел, и был доволен собой. В каком-то смысле он отыгрался за детство.
– Некоторые люди ничему не учатся, правда?
Стоя одной ногой на ветке, а другой на стене, Криспин быстро взглянул вниз. Не птица, не животное, не привидение из полумира воздуха и тени. Мужчина с пышной бородой и длинными седыми волосами, которые теперь никто не носит, стоял в саду и смотрел на него снизу вверх, опираясь на посох, с высоты кажущийся коротким.
Покраснев и сильно смутившись, Криспин пробормотал: – Раньше говорили, что в этом саду водятся привидения. Я… хотел себя испытать.
– И ты выдержал испытание? – мягко осведомился старик, который наверняка и был Зотиком.
– Наверное. – Криспин переместился на стену. – Яблоко было вкусное.
– Такое же вкусное, как те, много лет назад? – Трудно вспомнить. Я не…
Криспин осекся. И почувствовал укол страха.
– Откуда ты… Как ты узнал, что я был здесь? Тогда? – Ты ведь Кай Криспин, полагаю? Друг Мартиниана?
Криспин решил сесть на стену. Как ни странно, у него подгибались ноги.
– Да. У меня для тебя подарок. От его жены.
– От Кариссы. Изумительная женщина! Это шарф, надеюсь. Я обнаружил, что теперь нуждаюсь в них, когда наступает зима. Старость. Ужасная вещь, позволь сказать тебе. Откуда я знаю, что ты был здесь раньше? Глупый вопрос. Слезай вниз. Ты любишь чай с листьями мяты?
Криспину вопрос вовсе не казался глупым. На мгновение он помедлил с ответом.
– Сейчас возьму подарок, – сказал он и слез вниз – прыгать означало бы уронить свое достоинство, – по другую сторону стены. Он поднял с травы сверток, стряхнул с него муравьев и пошел по дороге к воротам, глубоко дыша, чтобы успокоиться.
Зотик ждал, опираясь на посох, рядом с ним стояли два крупных пса. Он открыл ворота. И Криспин вошел. Собаки обнюхали его, но по команде хозяина вернулись к ноге. Зотик прошел вперед, к дому, через маленький, аккуратный дворик. Криспин увидел, что дверь открыта.
– Почему бы нам просто не съесть его сейчас?
Криспин остановился. Детский ужас. Самый болезненный, после которого на всю жизнь остаются ночные кошмары. Он поднял глаза. Голос был ленивый, аристократичный, памятный. Он принадлежал птице, сидящей на ветке рябины неподалеку от двери.
– Веди себя прилично, Линон. Это гость, – в голосе Зотика звучал упрек.
– Гость? Который лезет через забор? Ворует яблоки? – Ну съесть его было бы слишком непропорциональным наказанием, а философы учат, что пропорциональность – это суть добродетельной жизни, не так ли?
Криспин, ошеломленный, старающийся побороть страх, услышал, как птица фыркнула, выражая неодобрение. Приглядевшись поближе, он внезапно понял, с новым потрясением, что это не настоящая птица. Она была искусственной. Сделанной вручную.
И она говорила. Или…
– Вы за нее говорите! – быстро произнес он. – Как чревовещатель? Как иногда делают актеры на сцене?
– Мыши и кровь! Теперь он нас оскорбляет!
– Он принес шарф от Кариссы. Веди себя прилично, Линон.
– Возьми этот шарф, а потом давай его съедим. Криспин, который внезапно тоже разозлился, резко произнес:
– Ты – конструкция из кожи и металла. Ты ничего не можешь съесть. Нечего грозить впустую.
Зотик быстро взглянул на него, изумленный, а затем громко расхохотался. Смех его прозвучал неожиданно громко, заполнив пространство у двери.
– Вот что должно стать для тебя уроком, Линон! Если только ты можешь учиться.
– Мне это говорит лишь о том, что сегодня утром к нам пришел плохо воспитанный гость.
– Но ты же предлагала его съесть. Помнишь?
– Я всего лишь птица. Помнишь? Оказывается, я даже меньше, чем птица. Я конструкция из кожи и
