Флидис. И тут же повалился без сознания прямо на стол.
Флидис довольно долго с подозрением смотрел на него. Теперь он уже не казался таким добродушным и совершенно точно не производил впечатление безумца. Через некоторое время колебание воздуха возвестило о прибытии той, кого он, собственно, и ждал.
– Осторожней, – сказал он ей. – Это ведь все-таки мой дом! Один из моих домов. К тому же сегодня ты мне кое-чем обязана.
– Хорошо, я буду осторожной. – Она слегка светилась, и сияние это исходило как бы у нее изнутри. – Родилась уже?
– Как раз сейчас она появляется на свет, – ответил Флидис. – Скоро они все вернутся.
– Это хорошо. – Богиня была явно удовлетворена. – Хорошо, что я сейчас здесь. Я ведь была здесь, и когда родилась Лизен. А где тогда был ты? – Улыбка у нее была капризная, тревожащая.
– В другом месте, – признался он, точно проиграв ей очко. – Я был тогда Талиесином. В обличье лосося* [Талиесин – мифический герой Уэльса, связанный, по всей вероятности, с темой всемирного потопа, который поглотил всех спутников Богини-матери, кроме Талиесина, превращавшегося то в лосося, то в ястреба, то в орла и в итоге спасшегося и в дальнейшем выполнявшего многочисленные функции культурного героя.].
– Я знаю, – молвила она. Ее присутствие настолько заполняло собой все подземелье, что казалось, сюда с небес спустилась звезда. И ему нелегко было смотреть ей в лицо.
– А как насчет той единственной загадки? – спросила она. – Хочешь узнать разгадку?
Он был очень стар и очень мудр; он и сам был наполовину Богом, но она назвала самое сокровенное его желание.
– Богиня, – сказал он, воспламеняясь, – я мечтаю об этом!
– И я тоже, – отрезала она жестко. – Если узнаешь его тайное имя, не забудь сообщить мне. И вот еще что. – При этих словах Кинуин вспыхнула таким ослепительным светом, что Флидис от ужаса и боли даже зажмурился. – Больше не смей говорить мне о том, что я что-то кому-то должна или обязана! Я никому и ничего не должна. Я обязана отдать только то, что пообещала сама. Но если я что-то пообещала, это уж никак не долг мой, а дар. Никогда не забывай об этом.
Он пал перед ней на колени. Исходивший от нее свет сводил его с ума.
– Я же прекрасно знаю, – и басовитый голос Флидиса дрогнул, – как ярко может сиять охотница в своем лесу.
Это была мольба о прощении; и она смилостивилась над ним.
– Ну хорошо, – сказала она, светясь уже не так ярко – чтобы он мог видеть ее лицо. – Теперь мне пора. А этого человека я возьму с собой. Ты правильно поступил, призвав меня: он должен еще со мной кое за что расплатиться.
– Как же он может расплатиться с тобой, Богиня? – тихо спросил Флидис, глядя на безвольно распростертое тело Дейва Мартынюка.
Кинуин с таинственным видом улыбнулась.
– Ничего, мне все равно это будет приятно. – Но прежде чем исчезнуть вместе с Дейвом, она вновь обратилась к Флидису, хотя говорила так тихо, что он с трудом мог расслышать ее слова: – И запомни, лесное существо, если я узнаю, каким именем можно призвать великого Воина, я непременно тебе скажу. Обещаю.
Потрясенный, утратив дар речи, он снова упал перед ней на колени. Именно это и было всегда самым сокровенным его желанием! Когда же он поднял голову, то увидел, что остался в подземелье один.
Их разбудил свет утра. Они, все трое, лежали на мягкой траве, а неподалеку паслись их лошади. Каким- то образом они оказались на опушке леса, откуда была видна дорога, пересекавшая равнину с востока на запад, а за дорогой – невысокие холмы и крестьянская усадьба. Птицы над головой пели так, словно отмечали рождение мира. Собственно, так и следовало считать после тех катаклизмов, которые пережил Фьонавар минувшей ночью.
Ибо те силы, которые столкнулись на его территории, не встречались с тех пор, как великий Ткач соткал этот мир и дал имена его Богам. Йорвету Основателю не дано было дожить до взрыва горы Рангат, и он не видел страшной огненной руки в небесах; и Конари не доводилось слышать столь могучего грома в лесу Морнира и наблюдать, как магический белый туман, кипя, изливается из Древа Жизни и проходит сквозь тело жертвы. Ни Ревор, ни Амаргин никогда не видели такой луны, какая плыла в небесах в ту ночь; и никогда еще камень бальрат, имеющий свою долгую историю, не вспыхивал таким ярким огнем на руке человека. И ни один человек на свете, кроме Айвора дан Банора, никогда не видел, как нимфа Имрат в обличье чудесного единорога несет на спине Всадника по сверкающему звездами небосводу.
И после столь невероятных событий, связанных с проявлением самых разнообразных магических и божественных сил, вряд ли этот мир можно было считать прежним; и вряд ли стоило считать таким уж чудом то, что Дейв и его друзья проснулись ранним утром живыми и невредимыми на южной опушке Пендаранского леса, неподалеку от большой дороги, ведущей от Северной твердыни в Роден. Рядом с собой Дейв обнаружил рог.
Да, по сравнению с теми событиями, которые потрясли этот мир вчера, это было совсем маленькое чудо, но оно дало им жизнь, когда смерть казалась совершенно неизбежной, так что для них оно никак не могло казаться незначительным.
И все трое проснулись, охваченные священным трепетом и испытывая великую радость, и тут же принялись рассказывать друг другу о том, что с ними случилось, а птицы в ясной тишине все продолжали, ликуя, петь свои утренние песни.
Торк видел лишь ослепительную вспышку, за которой угадывалась, но не была различима некая фигура, а потом он словно провалился в непроницаемую тьму и очнулся только здесь, на опушке. Ливон, услышав музыку, лившуюся как бы отовсюду, последовал за ней, ибо она непреодолимо влекла его, точно звуки охотничьего рога; потом вокруг него все разом переменилось, причем он не успел даже заметить, как и когда это началось, запомнив лишь, что в какой-то момент музыка стала удивительно печальной и тревожной и он почувствовал настолько сильную усталость, что уснул, – а проснулся уже утром, рядом со своими кровными братьями, и увидел перед собой в мягком солнечном свете бескрайние дали Бреннина.
– Эй вы! – Дейв был чрезвычайно возбужден. – Посмотрите-ка на это! – И он, подняв вверх, показал друзьям изогнутый рог цвета слоновой кости, инкрустированный золотом и серебром и украшенный резьбой – магическими рунами, вырезанными как раз на сгибе. И, видимо, будучи не в силах сдержать охвативший его восторг, Дейв приложил чудесный рог к губам и подул в него.
То был, разумеется, весьма необдуманный поступок, однако вреда он никому принести не мог, ибо Кинуин специально оставила Дейву этот рог, чтобы и он, и его друзья услышали те звонкие ликующие звуки, которые сейчас полились из рога к небесам.
Однако Богиня могла лишь предполагать, что именно произойдет после этого, ибо волшебный рог на самом деле принадлежал вовсе не ей и она не имела права дарить его кому-то. А юноши, подув в рог, должны были, по ее расчетам, узнать, кто его настоящий хозяин, а затем вскочить на своих коней и поскорее мчаться прочь от этого места. Так было задумано Богиней, однако даже Богиня не всегда может воплотить в жизнь свои планы, если они противоречат рисунку великого Гобелена. Кинуин не учла Ливона дан Айвора.
Стоило Дейву подуть в рог, и звуки, полившиеся оттуда, показались им, всем троим одновременно, самим Светом! Ясные и чистые, звуки эти способны были полностью завладеть душой человека, унести его с собой в неведомые дали, и Дейв понял, почувствовал всем сердцем, изумленно глядя на это удивительное сокровище, что ни один приспешник темных сил никогда не слышал и не услышит звуков волшебного рога, ибо такова его первая и основная особенность.
– Пошли, – сказал Торк, когда вдали замерло золотистое эхо. – Мы все еще во власти леса. Нужно уходить отсюда. – Дейв послушно двинулся к лошадям, все еще глубоко потрясенный теми звуками, что вырвались из рога.
– Погодите! – сказал Ливон.
Во Фьонаваре было человек пять, которые могли бы знать о второй особенности чудесного рога, оставленного Кинуин, но более никто. Одним из этих пяти был Гиринт, шаман третьего племени дальри. Он
