Пол услышал знакомый встревоженный шепот деревьев, окружавших священную поляну, и сказал:
– Чтобы он мог сам сделать свой выбор. Самый важный для всех миров Вселенной. Но это слишком трудно – ведь он еще ребенок. Его сила пробудилась слишком рано, Кернан! – Он слышал рядом напряженное дыхание Бренделя.
– Но ведь и управлять им можно, только пока он еще ребенок, – сказал Кернан как-то не слишком уверенно.
Пол покачал головой:
– Им нельзя управлять. И так будет всегда. О, великий Кернан, этот ребенок – настоящее поле брани! Однако сам он должен сперва достаточно повзрослеть, чтобы понять это! – И он почувствовал, что слова эти весьма уместны и прозвучали именно так, как надо. Грома после них не последовало, но странная, неприятная дрожь пробежала по всему его телу. И Пол задал свой главный вопрос: – Скажи, Кернан: ты мог бы воспитать его, пока он не станет взрослым?
И Кернан, покровитель зверей, поднял свою величественную голову, и впервые что-то в его облике напугало Пола. Рогатый Бог собирался уже что-то ему ответить, как вдруг…
Они так никогда и не узнали, что же собирался сказать им Кернан.
На дальнем конце поляны что-то вспыхнуло ярким, почти слепящим светом, и насыщенный древним могуществом воздух, казалось, задрожал.
– Великий Ткач! – воскликнул Брендель.
– Нет, никакой это не Ткач! – заявил Дариен.
И вышел на середину поляны. И предстал перед ними уже не ребенком, не мальчиком лет семи, но прекрасным светловолосым юношей лет пятнадцати. Он был совершенно наг, как и Кернан, но пока еще не настолько высок – примерно того же роста, что и Финн, ошеломленно отметил Пол.
– Дари… – начал было он, однако это детское имя больше ему не годилось. Не звучало оно в применении к этому золотоволосому красавцу, стоявшему посреди священной поляны! Пол попытался начать снова: – Дариен, я ведь для того и привел тебя сюда, чтобы ты показал, что еще ты умеешь делать. Но скажи, неужели ты все это сотворил сам? Один?
Смех был ему ответом; и мрачные предчувствия сменились у него в душе ужасом.
– Ты кое о чем забыл! – насмешливо сказал Дариен. – Вы все об этом забыли! И забыть вас заставила всего лишь какая-то зима. Вспомните: мы ведь находимся в священной дубовой роще накануне Майдаладана! Уже одно только это дает мне такую силу, что никакой рогатый Бог не нужен.
– Но войти в силу это одно, – возразил Пол так ровно и спокойно, что сам удивился. Он не сводил глаз с лица Дариена, на котором так и сверкали его прекрасные глаза, по-прежнему остававшиеся ярко-синими. – А достигнуть истинной зрелости – совсем другое. Теперь ты достаточно взрослый, чтобы понять, почему это так. И тебе предстоит сделать определенный выбор…
– Так, может, мне спросить У СВОЕГО ОТЦА, что мне делать дальше? – разгневанно выкрикнул Дариен и взмахнул рукой. Все деревья по периметру поляны тут же вспыхнули, как факелы. Вокруг священного дерева пылало настоящее огненное кольцо, и красные языки пламени были того же цвета, что и глаза андаина.
Пол отшатнулся от него и отступил назад, чувствуя жар огня гораздо сильнее, чем только что чувствовал зимний холод. Он слышал рассерженно-испуганный крик Кернана, но сделать что-либо лесной Бог не успел: на середину поляны вышел Брендель.
– Так нельзя, – сказал он Дариену. – Потуши, пожалуйста, этот огонь и выслушай меня. А потом, если хочешь, можешь уходить. – И, хотя слова эти были строги, в голосе альва все равно звучала музыка – точно где-то далеко, в вышине, звонили колокола Света. – Послушай меня, – тихо сказал Брендель, – всего лишь раз послушай! – И Дариен снова повел рукой, и огонь тут же умер.
Оказалось, что деревья совершенно целы. Иллюзия, догадался Пол. Так это была иллюзия! Тело его, впрочем, еще помнило тот иссушающий жар, а в глубине души – где таилась его собственная, но совсем иная, чем у Дариена, сила – он ощущал сейчас лишь полную беспомощность.
Светясь, точно некое неземное существо, Брендель стоял лицом к лицу с сыном Ракота. И голос его звучал спокойно.
– Ты слышал, как мы назвали имя твоего отца, – сказал он, – но ты не знаешь имени своей матери, а ведь у тебя ее золотые волосы и ее прекрасные руки. Больше того: глаза у твоего отца красные, у матери – зеленые, а у тебя самого голубые глаза, Дариен! Ты не связан с их судьбами; у тебя будет своя собственная судьба. Но ни одно живое существо никогда не имело столь чистой возможности выбора между Светом и Тьмой, вступая на свой жизненный путь.
– Это верно, – послышался из-за деревьев голос Кернана.
Пол не мог видеть глаз Бренделя – тот стоял к нему спиной, – но глаза Дариена снова стали ярко- синими, и он, золотоволосый, был удивительно прекрасен в эти минуты. Уже не дитя, но еще и не взрослый мужчина, еще безбородый, с открытым мальчишеским лицом, еще не сознающий до конца, какое в нем таится огромное, невероятное могущество!
– Если этот выбор действительно так ясен, – сказал Дариен, – то разве не должен я выслушать и мнение своего отца, а не только ваше? Чтобы все было по-честному? – И он засмеялся – видимо, заметив что-то в лице Бренделя.
– Дариен, – спокойно вмешался Пол, – вспомни о тех, кто так любил тебя. Вспомни, что говорил тебе Финн о выборе своей судьбы!
Он сказал это совершенно наобум. Ибо понятия не имел, говорил ли Финн на эту тему вообще хоть что- то.
Да, это была настоящая авантюра, и он, похоже, проиграл.
– Финн ушел от меня, – сказал Дариен, и по лицу его пробежала судорога душевной боли. – УШЕЛ! – И голос его прозвучал совсем по-детски, обиженно. Он взмахнул изящной рукой с тонкими длинными пальцами – в точности материнской – и исчез.
Наступила полная тишина, а через некоторое время в чаще затрещали ветки и кусты, словно кто-то, не разбирая дороги, убегал прочь, подальше от этой поляны.
– Но почему? – снова спросил, Кернан, лесной Бог, который некогда дал Могриму насмешливое прозвище Сатаин. – Почему ему позволили жить?
Пол посмотрел на него, потом перевел взгляд на светлого альва, показавшегося ему в этот момент особенно хрупким. И, до боли стиснув пальцы, выкрикнул с каким-то отчаянием:
– Чтобы сделать выбор! – Однако, покопавшись в душе, там, где таилось его собственное могущество, подтверждения этим словам так и не нашел.
Пол и Брендель вместе уходили из Священного леса. Путь туда был достаточно долог, но обратный путь показался им несоизмеримо длиннее. Солнце у них за спиной уже склонялось к западу, когда они постучались наконец в дверь домика Исанны. Утром они уходили оттуда втроем, но теперь третьего больше не было с ними. И Ваэ заметила это еще издали.
Она впустила их, и Брендель – что было совсем уж неожиданно – поклонился ей и поцеловал ее в щеку. Никогда раньше не доводилось ей видеть светлых альвов. И когда-то такое могло бы потрясти ее до глубины души. Но это было когда-то. Вошедшие устало опустились в кресла, стоявшие у камина, и она подала им горячий чай из трав, а они принялись рассказывать ей, что произошло в лесу, у Древа Жизни.
– Так, значит, все было напрасно, – ровным голосом сказала она, когда их рассказ был закончен. – А ведь это даже хуже, чем ничего, ибо все наши усилия пошли прахом, раз он все-таки ушел к своему отцу. А мне-то всегда казалось, что любовь имеет для человека куда большее значение.
Ни тот, ни другой ей не ответили, и это само по себе было куда красноречивее просто ответа. Пол подбросил в огонь дров. После сегодняшних событий он чувствовал себя совершенно больным.
– Теперь тебе больше нет необходимости оставаться здесь, – сказал он Ваэ. – Хочешь, мы утром проводим тебя в город?
Она кивнула, хотя и не сразу. А потом, почувствовав всю остроту грядущего одиночества, сказала вдруг дрожащим голосом:
– До чего же пусто будет теперь в доме! Нельзя ли сделать так, чтобы хоть Шахар мог вернуться домой? Нельзя ли ему в Парас Дервале служить?
– Да, он, конечно же, вернется к тебе, – заверил ее Пол. – Ах, Ваэ, прости меня! И не волнуйся: я все
