Тут она посмотрела ему в лицо и заметила, что месяц жизни с Бедой, день с которой является годом, сделал с юношеским лицом, которое она помнила. Лицо графа Мануэля было вылеплено совсем из другого материала: юность сошла с него, месяц лет выгравировал на нем морщины, успех придал твердости, предусмотрительность высушила, а самодовольство запечатлело на нем поцелуй. И Ниафер еще раз вздохнула, пока они сидели, вновь соединившись, под голыми деревьями у Волчьего Озера со стальными водами.
– Значит, в конце концов время и смерть не обмануть, – сказала Ниафер, – ведь мы с тобой совсем не похожи на тех людей, что восходили на Врейдекс. Неважно, я люблю тебя, Мануэль, какой ты есть. А если тело, которое ты мне дал, отвечает твоей воле, то оно отвечает и моей воле.
Но тут на поляне перед серой избой появились трое мошеннического вида высоких малых в лохмотьях: каждый слеп на один глаз и у каждого жиденькая серенькая бородка. Топая ногами по палой листве, они звали Мимира.
– Выходи! – орали они. – Выходи, злодей Мимир, и посмотри в лицо троим изувеченным тобой! Дон Мануэль поднялся и направился к кричавшим.
– Здесь, в Дан-Валахлоне, нет никакого Мимира, – сказал он им, – по крайней мере, в этой особенно удивительной части леса.
– Ты лжешь, – сказали они. – Хотя, ты и прицепил чье-то тело к своей голове, мы тебя прекрасно узнали. – Они взглянули на Ниафер и презрительно рассмеялись. – Значит, ты нас оставил, косоглазый злодей, ради этой горбатой, неряшливой и чумазой девки? И неужели ты так быстро забыл лавку виноторговца в Неогреане и то, что ты сделал с золотыми блюдами?
– Нет, я не забыл этого, потому что никогда ничего об этом не знал, – сказал Мануэль. Один из плутов, лихо крутя ус, сказал:
– Ха, бесстыдник Мимир, посмотри на меня, который все эти девять веков знал тебя и твоего слепого сына Ориандра как не краснеющих плутов! И, полагаю, ты будешь отрицать и дело с белкой?
– О, убирайтесь прочь со своим вздором! – воскликнул Мануэль. – Я не прожил еще и двадцати двух лет, и никогда не видел вас прежде и надеюсь, никогда не увижу вновь.
Но они набросились на него с абордажными саблями, и Мануэлю ничего не оставалось, как выхватить меч и начать сражаться. А когда каждый из этих одноглазых разбойников непонятным образом исчез, получив смертельную рану, Мануэль сказал Ниафер, что весьма утешительно, что, несмотря на ушедшую молодость, месяц лет оставил его прекрасным бойцом и что, по его мнению, им лучше покинуть эту часть Дан-Валахлонского леса, где происходят необъяснимые вещи, а все люди ведут себя неразумно.
– Разве эти лесные духи были неразумны, – спросила Ниафер, – сказав, что лицо и тело, которые ты мне дал, уродливы?
– Моя милая, – ответил Мануэль, – именно их слова заставили меня попытаться избежать столкновения, поскольку нехорошо, даже при общении с демонами, оскорблять сумасшедших.
– Мануэль, так, может, и ты обращаешь внимание на внешний вид?
Дон Мануэль очень серьезно сказал:
– Мое общение с Бедой и ее родичами меня многому научило. Я никогда не забуду эти уроки, но и не имею большой охоты о них говорить. Однако один из этих уроков состоит в том, что в большинстве случаев существует срединный путь, на котором меньше толчеи и по которому сравнительно легко пройти. Должен сказать тебе, что в компании, в которой я находился, требуется значительное чувство юмора, поскольку, конечно же, небезопасно шутить с любым злым началом. Нет-нет, по-моему, совсем не нужно открыто бросать вызов условностям для того, чтобы следовать своим помыслам, – глубокомысленно заявил Мануэль, поглаживая седую бороду.
– Я очень рада, что ты наконец-то этому научился, – сказала Ниафер, с легкой тоской вспомнив юного с высоко поднятой головой Мануэля.
– Но, как я говорил, сейчас я расцениваю этих оборванцев, которые мешали уйти отсюда, так же как и того красного малого, что препятствовал мне попасть в эту особо удивительную часть леса, в качестве духовных посягателей на царство Беды, которых Беда свела с ума. Нет, Ниафер, я не высказываю критических замечаний, поскольку с нами двоими эта земная Беда, которую другие называют Кручиной, обошлась очень мило. Меня только тревожит подозрение, что эта голова когда-то принадлежала Мимиру, но об этом говорить нет нужды, поскольку делу положен конец, пусть даже убийством деда. Тем не менее я думаю, что Дан-Валахлон далеко не безопасен, и, по моему мнению, нам с тобой будет намного уютнее где- нибудь в другом месте.
– Но должны ли мы вернуться и пасти свиней, дорогой Мануэль, или ты для этого теперь слишком стар?
Дон Мануэль улыбнулся, и было видно, что он, по крайней мере, сохранил свое былое высокомерие.
– Нет, теперь, когда все обязательства выполнены и мы воссоединились, милая коротышка, я наконец могу отправиться в путешествия, чтобы увидеть пределы этого мира и их оценить. И мы будем делать все, что угодно, по своему выбору, поскольку, должен сказать тебе, я теперь дворянин с лакеями, лугами и полями и с собственным замком, если только мне удастся им завладеть.
– Приятно слышать, – сказала Ниафер, – это намного лучше, чем присматривать за свиньями, и я рада, что у мира хватило здравого смысла тебя оценить, Мануэль, а тебе оценить его. И мы сделаем мне диадему с рубинами, поскольку я всегда о них мечтала. Расскажи-ка мне, как это все произошло и какой у меня полный титул. А об этих путешествиях мы поговорим позднее, ибо сегодня я уже совершила длинное- предлинное путешествие, но рубины у нас определенно будут.
Глава XXIV
Три женщины
Так что Мануэль опоясался мечом, и с рассказами Мануэля о том, насколько назидательны приключения, с которыми он столкнулся, пока Ниафер была мертва, они покинули эту особо удивительную часть Дан-Валахлона и вышли из разоренного ноябрьского леса. А вскоре на голом поле, что спускалось к песчаным дюнам Виссанта, они встретились лицом к лицу с королевой Фрайдис и принцессой Алианорой: две августейшие особы и множество других нарядных людей двигалось в сторону побережья.
Алианора этим утром величественно ехала на белом коке в переливающемся зеленом платье, похожем
