– Нет, мадам, сожалею, но это универсальный обычай. Кроме того, я не конкретно вас имею в виду. Я имею в виду только тех женщин, сударыня, которые, как и вы, и я, знаем, охотятся за юными мальчиками. С этой целью они используют до последней крупицы все свое доверие и великодушие. Многие сухие, черствые, циничные мужчины потеряли веру во все святое и доброе в раннем детстве благодаря доверчивости и великодушию той или иной женщины средних лет и из-за ее последующих упоминаний о том, сколь многим он ей обязан.
– Возможно, ты высказываешься ясно – а ясность есть главное достоинство речи, как говорил Квинтиллиан, родившийся в Испании около 25 г. н. э. и умерший около 95 г. н. э., которому оказывали покровительство Веспасиан и Домициан – но я определенно не поняла ни слова из того, что ты сказал.
– Однако, – продолжал Джеральд, – когда между мальчиком и старшей женщиной существует прекрасная, чистая дружба, это ценнейший и полезнейший опыт в его жизни. Подобная дружба представляется мне прекрасной идеей. Старшая женщина – особенно когда она старше на много тысячелетий – может научить его понимать женщин так, как не может даже мать с ее поверхностными знаниями, накопленными в течение каких-то лет пятидесяти. Она может вдохновлять его и руководить им. Она может разжечь его амбиции. Она может воодушевить его. Она может дать ему во всех отношениях либеральное образование.
– Определенно, я никогда не успею освоить вашу американскую манеру высказывать такое количество банальностей – от французского banalite, что значит «обыденная, избитая истина, плоскость, пошлость» – если попытаюсь все это сделать.
– Ах, но наши уроки должны быть исключительно устными; уберите, пожалуйста, от меня, мадам, ваши маленькие ручки. Вот так гораздо лучше!
– Лучше все-таки позволить упрямому человеку поступать по-своему – изречение, приписываемое Периандру, древнему мудрецу и тирану Коринфа в шестом веке до н. э. – если уж ты решил заплатить мне мой гонорар ни за что, – довольно сердито сказала Эвайна.
Но Джеральд и не думал делать ничего подобного. Но поскольку объяснять его истинные намерения было бы неловко, он предпочел о них умолчать.
Потом Джеральд принялся расспрашивать ученую Лисицу. Она охотно разъяснила ему законы Литрейи и описала корзину, в которой они были найдены. Она подробно рассказала о том, как эти законы были дополнены коллегией повивальных бабок и каменщиков. Она рассказала о проклятии, которое она наложила на Литрейю. Она говорила о Тенхо, о том, как в ранней юности он получил имя Тенхо Долгонос, и привела замечательную статистику. Потом она рассказала о ветре в межзвездном пространстве, о величии Древней Греции, о выборе, который сделал Гобсон, о сундуке Дэви Джонса, о причинах вулканической активности, о яйце курата, о лучших средствах против облысения. Ибо никакие сведения не были тайной для Эвайны, которая знала все и служила всем богам.
– Я вижу, ты обладаешь знанием, и твои мысли интересуют меня чрезвычайно, – сказал Джеральд. – Какие еще сведения хранятся на складе твоего всеведения?
Он все время поглядывал в сторону Зеркала Двух Истин. Но он, разумеется, и словом не обмолвился о зеркале. Сейчас его задача состояла в том, чтобы заманить эту ученую и злобную тварь в смертельную западню.
Ибо Лисица, как видел Джеральд, продолжала заниматься примитивным колдовством ведьм, которое сводит мужчин с ума, и теперь она рассуждала о все более и более опасных материях, которые вполне могли привести Джеральда в бешенство. Она говорила о битве жизни, о пиршестве разума, об иронии судьбы и колесе фортуны. Она затронула тридевять земель, невзгоды и сокрушенные лица. Она рассуждала о жестоком заточении, скоротечных и мимолетных часах, о долгожданной смерти, о тусклом свете веры и о жаре, которая не была сыростью. Она упомянула Гилеадский бальзам, место под солнцем и что один в поле не воин. После этого она дала краткие рецепты – как сделать гору из кротовьей норы, как попасть пальцем в небо и как получить добродетель из необходимости.
Ибо ни одна разновидность дьявольских фраз не утаилась от мудрости Эвайны, которая знала все, служила всем богам, и которая теперь намеревалась испытать на Джеральде магию ведьм, лишающую мужчин рассудка.
Но Джеральд лишь улыбался, чуть ли не с одобрением. Эта женщина все больше и больше напоминала ему Эвелин Таунсенд, и никогда еще его сердцебиение не было таким ровным.
– Я вижу, мадам, вы обладаете большими познаниями и завидным словарным запасом, который им служит подспорьем. Поэтому, мадам, меня, как божество, гораздо более интересуют ваши знания, чем ваши весьма лестные предложения иного сорта.
Теперь настала очередь Джеральда говорить. И он поведал ошарашенной Лисице, что он – Светловолосый Ху, Помощник и Хранитель, Князь Третьей Истины, Возлюбленный небожителей, очень могущественный бог, временно утративший свою мифологию. Он рассказал всезнающей Лисице – которая знала все, за исключением только того, как и когда ее знание найдет свой конец, – о приключениях Джеральда в течение весьма насыщенных двадцати четырех часов, минувших с тех пор, как он покинул Личфилд.
И теперь она смеялась над его тупостью. Ведь всезнающей Эвайне сразу же стало ясно, что Светловолосый Ху, Помощник и Защитник, Князь Третьей Истины, Возлюбленный Небожителей был культурным героем вроде Кетцалькоатля, Кагна, Осириса или Диониса. Все они были ее старыми знакомыми; она знала их как свои пять пальцев, сказала она, ибо каждый из них по пути в Антан останавливался погостить у нее, служительницы всех богов. Эвайна, как никто другой, сумела бы распознать культурного героя, как только бы она его увидела.
В любой мифологии присутствует один из таких человеколюбцев, рожденный от загадочной и возвышенной расы (подобно тому как Джеральд родился в Соединенных Штатах Америки); этот филантроп обычно звероподобен, как пояснила ученая Лисица, приходит в обличье осла или какого-нибудь другого животного к стоящим на низшей ступени развития людям, чтобы научить их новым странным искусствам и таинствам, одарить их всевозможными культурными изобретениями и благосостоянием, подобно тому как Джеральд облагодетельствовал народы Дэрсама и Литрейи и намеревался облагодетельствовать Антан.
Далее она подчеркнула, что быть культурным героем – это вполне по-американски. Возьмем, к примеру, Кетцалькоатля. Она также совершенно отчетливо припомнила Йетля – потому что у этого гостя в облике птицы был тяжелый характер, – Пошайанкайю, Койота, Эсавгету и еще одно забавное индейское божество (имя его она позабыла), которое путешествовало инкогнито в обличье крупного паука. Ведь все эти культурные герои американских аборигенов посетили Эвайну по пути в Антан, и каждый из них был как бы в старшем поколении соотечественником Джеральда.
– В свете вашей могучей логики, мадам, я признаю, что помимо того, что я являюсь Спасителем и богом
