Банни размышлял над тем, что, если бы Эмили-кассирша взяла десятиминутный перерыв и спустилась в туалет, а он бы быстренько купил Кролику еще одну колу, или спрайт, или что-нибудь такое, то — кто знает? — кто не рискует, тот не пьет шампанского, как говорят люди его профессии. Банни принимается передавать Эмили тайные знаки — едва заметно подергивает скулой в направлении туалета для посетителей, слегка выпячивает глазные яблоки и снова слышит взволнованный тоненький голос сына.
— Пап?
Очень не хотелось бы, чтобы Банни-младший запорол все дело, поэтому Банни шепчет, не раскрывая рта.
— Не дергайся, Кролик, сиди смирно.
А потом, не отрывая взгляда от официантки, произносит вслух — голосом репликанта или кого-то вроде того:
— Купить тебе еще колы или, там, спрайта?
— М-м, — говорит Банни-младший, и в этот момент менеджер, гребаный подросток с брэкетами на зубах и табличкой на груди, на которой написано “Эшли”, подходит к Банни и просит его покинуть помещение. Кожа на лице Эшли отливает в буквальном смысле зеленью и обильно присыпана угрями размером с кружочки конфетти. А на его фирменном галстуке красуются жирные пятна.
— Я часто сюда прихожу, я ваш постоянный клиент! — возмущается Банни.
— Да… э-м-м… Ну да, я знаю, — мямлит Эшли-менеджер. Снаружи, под золотыми арками, Банни открывает дверь “пунто” и плюхается на водительское сиденье. Мальчик усаживается рядом.
— Ненавижу “макдоналдсы”, мать их, — говорит Банни. Банни-младшему хочется спросить отца, почему им пришлось уходить из “Макдоналдса” в такой спешке, но где-то в самых глубоких пещерах его сознания, ворочаясь как ужасное впавшее в спячку животное, уже сам по себе начинает складываться ответ.
— Что мы теперь будем делать, пап? — спрашивает мальчик шепотом. Банни включает зажигание, и машина неохотно и сварливо заводится. Он выруливает с парковки “Макдоналдса” и вливается в ночное движение прибрежного шоссе, а мимо проносятся одна за другой притаившиеся в темноте машины.
— Теперь мы поедем как можно дальше от этого гребаного места, — отвечает он. Мальчик широко зевает и вздрагивает от усталости.
— Мы сейчас домой, пап?
— Господи боже, конечно, нет! — отвечает Банни, поглядывая в зеркало заднего вида. — Мы же отправились в путь!
— А что мы будем делать, пап?
— Ты, я и Дарт Вейдер остановимся на ночлег в гостинице! Банни снова смотрит в зеркало — убедиться, что за ними не гонится полиция, не воет сирена, не мигает голубая лампочка. Но сзади ничего нет — только сомнамбулическое ночное движение еле ползущих машин. Впрочем, на всякий случай Банни все-таки сворачивает с прибрежной трассы и укрывается в одной из боковых улочек. Меньше всего на свете ему сейчас хочется быть арестованным за нарушение норм общественного порядка. Вот это было бы дерьмово. Банни смотрит на сына и видит, что тот почему-то совсем уж придурочно улыбается.
— Правда, пап? — восклицает Банни-младший. — В гостинице?
— Ага, в гостинице! И знаешь, чем мы займемся, когда туда попадем? Кирпичики желтого света скользят по лицу мальчика, его глаза округлились и искрятся от волнения, и Банни с глубочайшим благоговением договаривает:
— Обслуживанием Номеров!
— А что такое обслуживание номеров, пап?
— Господи боже, Кролик, ты знаешь, как называется столица Монголии, и не знаешь, что такое обслуживание номеров?
Банни уже пожизненно отлучили от трех “макдоналдсов” и одного “бургер-кинга”, а из kfc на Вестерн-роуд вышвырнули с такой силой, что он сломал себе два ребра. И это в субботний денек, средь бела дня. За ним числится и еще четыре обвинения в нарушении общественного порядка на территории графства Суссекс.
— Обслуживание номеров — это когда ты лежишь на кровати в гостиничном номере, закрываешь глаза и придумываешь, чего бы такого тебе сейчас хотелось — причем выбирать можно вообще из всего, что только есть на свете, а потом ты звонишь на ресепшн и просишь, чтобы тебе это доставили, и через некоторое время какой-нибудь бездельник в бабочке тебе это приносит.
— Все, что угодно, пап? — спрашивает мальчик, вертя в руках Дарта Вейдера и думая о том, что вообще-то пока ему, похоже, совершенно не о чем беспокоиться.
— Бутерброды, чашку чая, рыбу с картошкой, бутылку вина…Эм-м… сигареты… массаж… да все что угодно. И вот еще что, Кролик… “Пунто” проезжает мимо мрачной фигуры человека с татуированными руками, который занят сменой заднего колеса на темно-красной бетономешалке (с огромным словом “dudman”, выведенным кремовой краской над лобовым стеклом), припаркованной в кармане у дороги. Банни-младший испуганно провожает его глазами, заметив, что “дворники” на бетономешалке с бешеной скоростью мотаются туда-сюда, хотя никакого дождя нет.
— Когда приедем в гостиницу, я покажу тебе самую странную вещь на земле! Мальчик поднимает глаза на отца.
— И что это такое, пап? Банни закатывает глаза.
— А если я говорю “самую странную вещь на земле”, значит, это просто убойно-ненормальная штуковина!
— Ну что это, пап? — снова спрашивает Баннимладший, борясь с зевотой.
— Ну просто инопланетная вещь!
— Па-ап!
— Ну то есть, я хочу сказать, это просто какие-то свиньи в космосе!
— Па-а-ап! — смеется мальчик. Банни перестраивается на соседнюю полосу, изображает на лице благоговейный ужас и для пущего драматического эффекта наклоняется поближе к Банни.
— Самые малюсенькие гребаные мыльца на свете!
— Мыльца? — переспрашивает Банни-младший.
— Да. Меньше спичечного коробка!
— Правда? — восхищается мальчик и сжимает губы в улыбке.
— И каждое завернуто в отдельную бумажку, — прибавляет Банни. Лицо Банни-младшего заливается золотым светом, потом блекнет, а потом снова начинает сиять и некоторое время вот так меняет цвета. Потом мальчик вытягивает вперед руку и большим и указательным пальцем показывает размер спичечного коробка.
— Правда? Вот такие? — изумленно произносит он.
— Что? — не понимает Банни.
— Мыльца.
— Меньше. Банни оставляет между большим и указательным пальцем расстояние не больше полутора дюймов и наклоняется к самому уху сына.
— Они просто крошечные, — шепчет он. В соленом морском воздухе Банни-младший чувствует запах рыбы. С темной поверхности воды поднимается белый, как привидение, туман и обволакивает “пунто”. Мальчик размахивает пластмассовой фигуркой.
— Мыло для Дарта Вейдера, — объявляет он. Банни включает дальний свет.
— Точно, Кролик.
Глава 18
Банни вспоминает тот день, когда они с Либби вернулись домой из роддома. Они укладывали новорожденного малыша в колыбель, и его глазки, крошечные и еще не определившиеся с цветом, зорко глядели с малинового, будто вылепленного из пластилина лица.
