снова хихикает и, постукивая белой палочкой, осторожно идет через кухню.
— Вы абсолютно правы, мистер Манро, — говорит она, а Банни тем временем внезапно ощущает выброс плазмы у себя в леопардовых трусах из-за воспоминания о том, как Милена Хак из Роттингдина брыкалась, орала и умоляла его кончить ей на лицо. Банни вслед за миссис Брукс проходит в гостиную, наполненную затхлым воздухом, — кажется, будто само время здесь закостенело, стало твердым и неподвижным. Полки забиты древними книжками, покрытыми патиной пыли, и пугающим призраком маячит в комнате отсутствующий телевизор. У дальней стены стоит “Безендорфер” с открытой крышкой, распахнув рот, полный пожелтевших от времени зубов — через несколько лет он станет хорошей находкой для какого-нибудь предприимчивого антиквара, думает Банни и, бессмысленно указав рукой на пианино, обращается к слепой старушке с вопросом:
— Вы играете? Миссис Брукс изображает скрученными артритом руками лапы когтистого чудовища и смеется совсем как маленькая девочка.
— Только на Хэллоуин, — говорит она.
— Вы очень доверчивы, — продолжает беседу Банни. — Вы часто пускаете в дом незнакомцев?
— Доверчива? Глупости! Я одной ногой уже прочно стою в могиле, мистер Манро. Что с меня возьмешь? Постукивая по мебели похожей на антенну палочкой, миссис Брукс добирается до обитого ситцем кресла и медленно в него опускается.
— О, вы плохо знаете людей, — говорит Банни, смотрит на часы и вдруг вспоминает сон, который приснился ему прошлой ночью под воздействием алкогольных паров: во сне он нашел спичечный коробок, полный клиторов знаменитостей — Кейт Мосс, Наоми Кемпбелл, Памелы Андерсон и, конечно, Авриль Лавинь (среди прочих) — и безуспешно пытался тупой спицей для вязания проткнуть дырки в крышке коробка, а маленькие розовые горошины все это время кричали, задыхаясь без воздуха.
— Может, я и слепа, мистер Манро, но остальные органы чувств пока меня не подводят. Вы, например, кажетесь мне очень хорошим человеком. Миссис Брукс предлагает Банни стул напротив своего кресла, и внезапно его охватывает нестерпимое желание развернуться и убежать отсюда к чертовой матери — в этой комнате его не оставляет какоето страшное предчувствие, но он никуда не бежит, а садится и кладет чемоданчик с образцами на стоящий перед ним старинный столик с изогнутыми ножками. Банни с удивлением замечает, что на столике стоит огромный транзисторный приемник, и оказывается, все то время, пока Банни был здесь, по радио передавали классическую музыку. Миссис Брукс театрально замирает, а потом принимается раскачиваться взад-вперед.
— Бетховен, — произносит она с благоговением. — После Баха он лучший. Моцарту до них — как до звезд. Бетховен понимал страдание, как никто другой. Когда его слушаешь, чувствуешь, как глубока была его вера в Бога и как сильна любовь к миру.
— Для меня это все немного сложновато, — признается Банни. — Я простой труженик.
— Как прекрасно сказано у Одена: “Мы должны любить друг друга или умереть”. Деформированные руки миссис Брукс подергиваются на подлокотниках кресла подобно инопланетным паукам, и ее многочисленные кольца своим позвякиванием мешают Банни сосредоточиться. А с улицы доносится стервозное кудахтанье чаек и низкий гул приморского уличного движения.
— Вы читали Одена, мистер Манро? Банни вздыхает, закатывает глаза и с щелчком открывает чемоданчик с образцами.
— Банни, — говорит он. — Зовите меня Банни.
— Вы читали Одена, Банни? Банни чувствует, как над левым глазом булавкой покалывает раздражение.
— Только на Хэллоуин, миссис Брукс, — отвечает он, и старушка смеется, как маленькая девочка. “Пунто” припаркован на набережной, и Баннимладший, упираясь лбом в боковое стекло, смотрит на непрерывный поток прогуливающихся людей и пытается понять, что же он все-таки тут делает. Он чувствует, что уже давным-давно уяснил закон терпения, и думает, когда же, интересно, папа начнет учить его что-нибудь продавать. Мальчик думает о том, что, возможно, вскоре он не только ослепнет от запущенного блефарита, но еще и сойдет с ума. Он уже отыскал в энциклопедии слово “мираж”, там сказано, что это “оптическая иллюзия, при которой в результате преломления света предметы, находящиеся далеко, визуально смещаются в пространстве”. Еще он нашел слово “призрак”, про которое написано так: “Визуальный образ человека (живого или мертвого), которого на самом деле здесь нет”. Оба объяснения кажутся Баннимладшему довольно бессмысленными. Он убежден, что мама ищет его и что ей нужно сказать ему нечто очень важное, и ему кажется, что, если он будет оставаться на одном месте, со временем она непременно его найдет. Хорошо, что он усвоил Закон Терпения. Это очень полезный закон. А еще ему кажется, что и он тоже должен сказать маме нечто очень важное, но вот только никак не может сообразить, что же это такое, потому что слишком сильно проголодался. Как жалко, что в кафе за обедом он не доел свой пирог с мясом. Он смотрит на группу подростков, которые бредут мимо, заталкивая горсти жареной картошки в отверстия в капюшонах, и слышит голодные завывания, доносящиеся из его желудка.
Он оглядывается и видит на другой стороне набережной киоск со словами “Рыба и картошка”, выведенными большими буквами на леденцово-полосатом навесе. Морской ветерок доносит до мальчика дурманящий аромат жареной картошки и уксуса, он закрывает глаза, вдыхает, и снова зверь, попавшийся в ловушку где-то у него в животе, демонстративно завывает. Банни-младший знает, что выходить из машины запрещено, но с каждой минутой ему становится все тревожнее, и кажется, что если он в скором времени чего-нибудь не съест, то умрет от голода. Мальчик помнит, что в кармане штанов у него лежит три фунтовых монеты, и он представляет себе (и это даже доставляет ему удовольствие), как отец возвращается и находит его в “пунто” мертвым. И что он тогда скажет про этот свой Закон Терпения? Банни-младший сидит в машине и считает до ста. Он смотрит через одно плечо, потом — через другое. Он открывает дверь “пунто” и выбирается на улицу, позвякивая монетками в кармане.
Он продумывает маршрут: к пешеходному переходу, потом — через дорогу, от силы две минуты на все про все. Внезапно его охватывает паника, она взлетает вверх по нервным окончаниям в ногах и разрывается где-то в районе желудка, и тогда он прижимает руки к груди и чувствует сквозь рубашку, как бешено колотится сердце. Потом он опускает голову и отправляется в путь. До пешеходного перехода он добирается как раз в ту секунду, когда на светофоре зажигается красный человечек, и приходится ждать целых три минуты, пока на его месте снова не появится зеленый. За это время рядом с Банни-младшим пристраивается мужчина в белых спортивных штанах и белой рубашке “поло”. У него выщипанные брови и редеющие черные волосы. — Уроков сегодня нет? — спрашивает он, улыбаясь и теребя маленького игрока в поло, вышитого на груди рубашки.
Глаза у мужчины такие голубые и прозрачные, а зубы такие прямые и белые, что Банни-младшему при взгляде на него приходится зажмуриться. — Или ты взял больничный? — интересуется мужчина, но это звучит не как вопрос, а как название какого-то извращенного и дьявольского поступка.
Загорается зеленый свет, и Банни-младший что есть духу бежит через дорогу, не оглядываясь и повторяя про себя слово “черт”, потому что сейчас в желудке у него совсем не ощущается голода и куда больше хочется наложить в штаны. Его до глубины костей пронзает ясная, как день, мысль: ему ни за что не следовало покидать своего укрытия в “пунто”.
У киоска с жареной рыбой и картошкой собралась небольшая очередь, мальчик пристраивается к ней и стоит там, перепрыгивая с ноги на ногу. Он с опаской оглядывается — так, как принято оглядываться, если тебе кажется, что за спиной у тебя притаился монстр, или великан-людоед, или кто-нибудь такой, и видит, что на другой стороне дороги стоит тот самый мужик в спортивном костюме и теребит игрока в поло, вышитого на рубашке. Можно подумать, что он и думать забыл про Банни-младшего, но тут он поднимает голову, улыбается и грозит мальчику пальцем. Банни-младший отворачивается и переводит взгляд на продавца рыбы и картошки — тот держит в руках плетеную корзинку для жарки, а плечи у него ну совсем как у Попая-моряка. Мальчик не отводит от него глаз до тех пор, пока не подходит его очередь заказывать. Тут он замечает, что руки продавца покрыты густой черной шерстью. — Картошку, пожалуйста, — говорит мальчик. Продавец наполняет картошкой маленький бумажный конвертик. — Один фунт, — говорит он. — Соли, пожалуйста, — просит мальчик. Продавец посыпает картошку солью из большой нержавеющей солонки с дырочками. — Уксуса, пожалуйста, — добавляет мальчик. Продавец затягивается сигаретой и поливает картошку уксусом. Он протягивает конвертик Баннимладшему, тот дает ему деньги, отворачивается
