— Что? — спросил я, хотя прекрасно расслышал его слова и понимал, что они означают.
Убийство — включая убийство детей — часто оказывается семейным делом. Когда пропадают дети, родители первыми попадают под подозрение. Я помнил слова, произнесённые Кристиансеном, когда мы шагали к джипу по безлюдному полю за воротами ярмарки. «В девяти случаях из десяти это бывают родители», — сказал он тогда.
Разве можно забыть дело Сюзан Смит? Улыбающиеся мордашки её детей в течение многих дней появлялись в новостях, оттесняя на второй план все остальные события. Обезумевшая от горя мать умоляла вернуть ей мальчиков, которых сама убила, позволив автомобилю с пристёгнутыми ремнями безопасности детьми скатиться в ледяные воды озера. Как могла мать совершить подобное? — спрашивал я себя. Неужели эта женщина спокойно взирала на то, как машина скрывается под водой и вместе с ней в небытие уходят её дети? Я помнил и парочку из Флориды, слёзно просившую вернуть им обожаемую дочь, расчленённое тело которой позже обнаружили на заднем дворе их дома.
Я всё понял. Предложение пройти проверку означало, что окровавленная футболка… а может быть, и что-то иное, обнаруженное в доме… заставило их подумать, будто я замешан в исчезновении мальчишек. Но я-то знал, что полиция ошибается.
Не дождавшись ответа, Шоффлер вновь поднял руку жестом регулировщика уличного движения:
— Вы не обязаны проходить проверку. Дело это сугубо добровольное. Вы меня понимаете?
— Что? — спросила Лиз — Что?!
Я стоял, чувствуя, как во мне закипает гнев.
— Я согласен на проверку. Но это лишняя потеря времени. Я ничего не понимаю. Сотни людей на ярмарке должны были видеть моих парней. Кроме того, мне звонил Кевин. Звонил из этого дома. Ваш человек… как его… Кристиансен в этот момент был со мной в машине.
Шоффлер недовольно скривился и уставился в потолок, словно ожидал увидеть там информацию свыше. Затем, видимо, приняв решение, кивнул:
— Начнём со звонка. Вы утверждаете, что звонил ваш сын, но никто не может этого подтвердить. Звонить мог кто угодно. Даже если звонили действительно отсюда.
Мне показалось, что детектив хотел что-то добавить, но, передумав, всего лишь покачал головой.
Впрочем, я знал, что думает полицейский, и не произнесённое им слово взорвалось в моей голове, словно петарда, —
— То же самое можно сказать и о кроссовке, которую вы заметили у изгороди, — продолжил он. — Я, поймите меня правильно, ни на что не намекаю, но весь вопрос в том, кто её обнаружил?
— Какая кроссовка? — заволновалась Лиз. — Есть ещё и кроссовка?
— На территории ярмарки мы нашли детскую кроссовку, — ответил Шоффлер. — Согласно заявлению вашего супруга, она принадлежит одному из мальчиков.
— Кевину, — уточнил я. — Фирма «Найк».
— Я хочу, чтобы вы поняли, почему нужна проверка на детекторе лжи, — успокаивающе произнёс Шоффлер. — Она нужна потому… дело в том, что все, чем мы располагаем… — Он замолчал, пожав плечами.
Самого главного коп не сказал, но я всё понял. Я мог подкинуть кроссовку к турнирной арене и затем указать на неё Шоффлеру. Сообщник мог позвонить из дома на мой сотовый телефон. До сих пор не поступило ни требования выкупа, ни иных телефонных звонков. Шоффлер сказал: «Зачем захватывать двоих детей? Ведь это же не распродажа». Моя версия не имеет объективных доказательств. В ней всё начинается с меня и мной заканчивается.
— Но кто-то же должен был нас видеть! — воскликнул я. — Это полное безумие! Нас видели тысячи людей.
— Если вы говорите о посетителях, — спокойно произнёс Шоффлер, — то вы правы. Нам звонило множество людей, которые заявляют, что помнят вас. — Он снова громко щёлкнул языком, и в этом звуке я на сей раз уловил сожаление. — Но дело в том, что о происшествии уже раструбили по ящику и большинство звонивших не были на ярмарке в то время, когда там присутствовали вы. Я убеждён, что мы в итоге найдём множество надёжных свидетелей, видевших вас и ваших сыновей на ярмарке в интересующий нас отрезок времени. Однако пока мы в этом не преуспели. — Он развёл руками, как бы говоря: «Ну что мы можем поделать?» — Я бы посоветовал вам согласиться на детектор лжи.
— Я согласен на проверку.
— Вот и хорошо, — одобрил детектив. — Я включу вас в расписание.
За его спиной материализовались мои родители и Джек.
— Они отправили нас в кухню, — сообщила мама.
— Что это ещё за проверка? — поинтересовался Джек.
— Они хотят, чтобы Алекс прошёл через детектор лжи, — выпалила Лиз.
— Детектор лжи? — грозно произнёс мой отец, адресуя вопрос Шоффлеру. — Что это, чёрт побери, должно означать?!
Шоффлер, снова прибегнув к жесту регулировщика, пояснил:
— Обычная процедура. Для исключения из числа подозреваемых…
— Так же как и отпечатки пальцев? — озарилась мама. Шоффлер утвердительно кивнул.
— Послушайте, детектив! — расправил плечи отец. — Скажите правду. Может, нам уже стоит пригласить сюда адвоката?
— Проверка проводится исключительно на добровольной основе. Если ваш сын не пожелает…
— Нет, — оборвал я детектива. — Боже мой, папа! Никаких адвокатов. Мне не нужен адвокат.
— Это не… Я всего лишь… — Отец потряс головой, и я увидел — он так крепко сжал руку мамы, что побелели костяшки их скрестившихся пальцев. — Мне очень не нравится, куда идёт дело, Алекс. И совсем не нравится, как оно ведётся.
— Я поставлю вас в очередь на утро, — сказал мне Шоффлер.
На какой-то миг это ложное подозрение меня испугало, что было понятно, если учесть, в чём меня обвиняют. Ведь я, как и любой репортёр за дверью моего дома, мог передать в эфир:
Меня охватил гнев, на смену которому пришла печаль. Но эти чувства бушевали всего несколько секунд и вновь утонули в отчаянии, овладевшем мной после того, как Шоффлер продемонстрировал нам пропитанную кровью футболку Кевина. Единственный проблеск надежды давала отвратительная, ненавистная самому мне мысль:
Мне вдруг показалось, что я тону.
Возможно, бессознательно я слишком уверовал в то, что полиция найдёт похитителей моих сыновей и приведёт домой Кевина и Шона. И невольно сделал на эту мысль ставку больше, чем она того заслуживала и чем хотел я сам. Я переоценил профессионализм, компетентность и энергию властей, их людские и технические ресурсы. Вертолёты, квадраты поиска, проводники с собаками, эксперты по сбору вещдоков, базы данных и всё такое, видимо, произвели на меня гипнотическое воздействие.
Но если предложение пройти проверку на детекторе лжи означает (другое просто невозможно), что меня считают виновным в исчезновении моих детей, то не остаётся никаких надежд. Полиция настолько сбилась с курса, что следует надеяться не столько на неё, сколько на жёлтые ленточки, которые соседи уже начали привязывать к деревьям, растущим вдоль Ордуэй-стрит.
Глава 11
Тест на детекторе лжи был назначен на одиннадцать часов утра, и, несмотря на свою невиновность, я волновался. Каким образом прибор (я имел весьма смутное представление о принципе его действия) способен различить все разновидности стресса? Как отличить напряжение, возникающее в момент лживого утверждения, от волнения, связанного с пропажей детей, тревогой за их судьбу, ложным обвинением и процедурой самого теста?
