— Цианоз возникает от чего угодно.
Фитч и Ину недоверчиво на него посмотрели. Наконец Фитч произнес:
— Нет, не бывает. При простуде я такого не видел. И при геморрое тоже.
— Я не это хотел сказать, — рассмеялся Каралекис. — Видите ли, я не представляю, насколько можно полагаться на ваш источник, мне неизвестен уровень его медицинской подготовки и...
— Извините, что перебиваю, — вмешалась Жанин Вассерман. — Мне непонятна одна вещь: при чем здесь уничтожение целой деревни? Всего-то и случилось, что несколько человек заболело.
— Видимо, они заболели очень серьезно.
— Ну и что?
Ину поднял руку, привлекая к себе внимание.
— Вот, послушайте, — сказал он, перелистнув несколько страниц. — Здесь сказано: «Они хотели все выжечь».
— Откуда мистер Кан узнал, чего хотели солдаты? — ехидно поинтересовалась Вассерман. — Они сами ему сообщили?
— Нет, — смутился Ину. — Вы правы, это просто догадка. Но он говорит, что умирал каждый третий его пациент. Затем приехал врач из Пхеньяна. И вскоре деревню уничтожили.
— Поэтому он считает, что ее выжгли.
— Да, — кивнул Ину. — Как нарыв.
— Может быть, они и не собирались останавливать эпидемию? — предположила Жанин Вассерман. — Вдруг они просто хотели ее скрыть?
— Зачем ее скрывать? — не понял Фитч.
— Экономика рушится на глазах, фабрики закрываются, люди мрут от голода, работы нет и не предвидится, — объяснила Вассерман. — Им не хватает только прослыть рассадником заразы.
— По-вашему, из-за этого они способны убить сто невинных человек?
Вассерман на секунду задумалась.
— Разумеется.
Каралекис повернулся к Фитчу, который возмущенно вздохнул.
— А что доктор из Пхеньяна сказал об эпидемии?
— Он сказал... — Фитч покосился на Жанин Вассерман и поправился: — Нам неизвестно, что он сказал, но, по словам мистера Кана, он возложил вину за эпидемию на неизвестную испанскую женщину.
Вассерман презрительно расхохоталась. Фитч заскрежетал зубами.
— Я всего лишь передаю то, что там написано!
Все замолчали. Вурис высморкался, Каралекис закашлялся, но никто не нашелся, что сказать. Наконец заговорил Ину:
— На самом деле здесь написано не совсем это.
— А что же? — нетерпеливо спросил Фитч. Ину постучал пальцем по расшифровке.
— Он сказал не «испанская женщина», а «испанка». Вот: «Врач сказал, что это из-за „испанки“».
— Надо же, это в корне меняет дело! — съязвил Фитч. Ину примирительно поднял руки, показывая, что он всего лишь хотел помочь, и внезапно ощутил на себе встревоженный взгляд Каралекиса.
— Что-то не так? — спросил он.
— Повторите все, слово в слово, — потребовал тот. Ину снова смутился.
— Конечно. Мистер Кан утверждает, что врач сказал... — Его глаза забегали по расшифровке. — Вот, здесь написано: «Врач сказал, что это из-за „испанки“».
— Из-за «испанки», — повторил Каралекис.
— Да, так и написано.
— Может быть, там сказано «женщина из Испании»?
— Нет, — покачал головой Ину.
Каралекис долго не сводил взгляда с переводчика. Потом он обернулся к Фитчу.
— Нужно срочно связаться с Атлантой.
— А что там такое? — переспросил Фитч.
— Центр контроля инфекционных заболеваний, — объяснил Каралекис. — Эта дрянь может оказаться пострашнее новой мировой войны.
Глава 3
Сравнительно скоро «рабочая группа по вопросу Чхучхонни» обзавелась собственным криптонимом (ОФСАЙД) и двумя новыми членами.
Первый — доктор Ирвинг Эпштейн — изучал вирусы гриппа в Национальном институте здоровья. Второй, Нил Глисон, скорее имел отношение к ФБР, чем к ЦРУ.
Фитча присутствие Глисона раздражало в такой же степени, в какой радовало присутствие Эпштейна, но избавиться от федерала было не в его власти. Работа Глисона заключалась в сотрудничестве с ЦРУ по вопросам возможного применения химического и бактериологического оружия. В принципе предотвращение террористических актов непосредственно подпадало под юрисдикцию бюро. На практике же подключение к работе агента ФБР, по мнению Фитча, могло означать только одно: ФБР все еще не оставило попыток восстановить былые позиции, канувшие в Лету вместе с «холодной войной».
Глисон не слишком вмешивался в работу. У него были дела и поважнее: дважды в месяц он срывался из Вашингтона в Амман на встречи с американскими наблюдателями от ООН, которые проводили инспекции в Ираке. Неудивительно, что из-за постоянных перелетов Глисон мучился от нарушения суточного ритма, которое скрывал под маской безразличия и модными черными очками.
Для него эта рабочая группа была всего лишь одной из многих, которые он посещал на правах «наблюдателя» (в свободное время, когда не находился в очередной командировке).
— Считайте меня уснувшей на стене мухой, — предложил он Фитчу. — Я вам мешать не буду.
В общем, так и вышло: его долговязая фигура маячила повсюду, но встревал в разговор он редко.
Эпштейн выглядел его прямой противоположностью. Этот упитанный коротышка за шестьдесят предпочитал полосатые льняные костюмы времен собственного детства, непременно в комплекте с галстуком-бабочкой и подтяжками. Неожиданное, пусть и временное, приобщение к «тайному миру» привело его в бесконечный восторг, хотя он и старался не слишком это демонстрировать. Эпштейн с наслаждением растолковывал всем желающим особенности вируса гриппа вообще и штамма «испанского» гриппа в частности. Как он объяснил, «испанкой» этот грипп прозвали потому, что больше всего от него пострадали жители Испании. В мультфильмах двадцатых годов нередко рисовали стройную женщину в манящей позе — под кружевной мантильей прятался ухмыляющийся череп.
Вооружившись картами Азии и лазерной указкой, вирусолог, захлебываясь от восторга, объяснял, что грипп — это очень хрупкий вирус, который постоянно мутирует. По особенностям гемагглютинина...
— Чего?! — Голос принадлежал Фитчу, но ответа ждали все. Вернее, почти все.
— Гемагглютинин — это поверхностный антиген, — объяснил Каралекис. — Основная характеристика вируса.
Фитч раздраженно фыркнул.
— По поверхностным антигенам, — продолжил Эпштейн, — вирус разделяют на три основных типа: HI, H2 и НЗ. На самом деле подтипов больше, я назвал основные.
Фитч нахмурился — он не любил подобных лекций, — но Жанин Вассерман предостерегающе похлопала его по плечу.
— В рамках каждого подтипа, — продолжал Эпштейн, — ежегодно происходит антигенный дрейф, результатом которого является разнообразие известных нам штаммов. Таким образом...
— Таким образом, — перебил Вурис, — грипп — это не одна болезнь, а вагон и маленькая тележка.
— Я бы не стал упрощать, — поморщился Эпштейн, — но если хотите, можно и так. В частности, именно поэтому мы вынуждены разрабатывать новую вакцину каждый год, с появлением нового пандемического штамма.
Эпштейн озарил слушателей обаятельной улыбкой, но Фитч на нее не купился.
— Док, вы все время употребляете такие слова, что мы...
— Он имеет в виду доминантный штамм, распространяющийся по всему миру, — объяснил Каралекис.
