привязанность к нему.
Но даже Гарв соглашается, что Элейн – просто ходячий ужас. Онабыстроговорит. Засыпаетвопросамикакизпулеметастрочит. «Как вашаработа? Когдазарегистрируетесь?» Из-за ее бьющей через край энергии я начинаю заикаться. К тому моменту, как мне удается вымучить из себя ответ, она уже теряет интерес и движется дальше.
Но даже если бы мне нравились Элейн и Лайм, я все равно не хотела бы идти в гости в тот вечер. Просто нацепить на себя маску счастливого и довольного человека намного сложнее, если у вас есть зрители. Кроме того, дома меня ждала устрашающая стопка писем в конвертах из оберточной бумаги, с которыми нужно было разобраться. А еще два сериальчика – как раз то, что мне нужно. И диванчик, которого много не бывает. Я слишком ценю свое время, чтобы зря тратить его, развлекаясь весь вечер вне дома.
И я так ужасно устала. Моя работа, как, наверное, и у большинства людей, отнимала много сил. Полагаю, разгадка в самом слове «работа». Иначе это называлось бы «валяние в солярии» или «массаж». Я работала в юридической конторе. Мы вели много дел с Соединенными Штатами. А конкретно занимались защитой авторских прав в индустрии развлечений. После того как мы поженились, Гарва, благодаря его сказочным успехам, откомандировали в Чикаго, в отделение его компании. А я устроилась там на работу в крупную юридическую фирму. Когда через три года мы вернулись в Ирландию, я выдавала себя за крутого специалиста по законодательству в области авторского права и интеллектуальной собственности. Загвоздка в том, что хотя я и посещала в Чикаго вечерние занятия по повышению квалификации, но юристом в прямом смысле слова я не была. То есть работы у меня было до фига, но в основном она касалась всяких злоупотреблений и сводилась к денежным разборкам. Думаю, я скорее была кем-то вроде переводчика. Условия, которые значат одно в Ирландии, в Штатах могут значить совершенно другое, так что я переводила американские контракты на язык ирландского законодательства и составляла проекты контрактов, которые должны были иметь силу – надеюсь! – в обеих странах.
Меня все время терзал какой-то необъяснимый страх. Иногда мне снилось, что я упустила какой-то жизненно важный пункт в контракте и моей конторе предъявили иск на четыре триллиона баксов, а они решили вычитать их из моей зарплаты, по семь с половиной фунтов в неделю. И теперь мне придется работать здесь до скончания веков, чтобы расплатиться. Иногда в этих кошмарах у меня еще и все зубы выпадали. А еще мне снилось, что я сижу в офисе и вдруг бросаю взгляд вниз и понимаю, что я абсолютно голая, и как раз в этот момент мне нужно подняться, чтобы снять копию с какой-то бумажки.
Как бы то ни было, когда заварилась вся эта каша, я была завалена работой по самое не балуйся. Так занята, что мой здоровый образ жизни полетел коту под хвост. Я не так давно поняла, что обгрызание ногтей – это мое единственное физическое упражнение. И разработала прекрасный план: не звонить своей помощнице Сандре, чтобы она приходила за диктофонными кассетами, а проходить двадцать метров до ее кабинета и относить ей кассеты самой. Но в тот день на прекрасные планы просто не было времени. Сделка с киностудией разваливалась прямо на глазах. Если контракт не будет заключен на этой неделе, то актер, который участвовал в проекте, умывает руки.
На какой-то момент может показаться, что у меня классная работа. Но поверьте мне, она такая же классная, как герпес на губе. И даже в редких походах на деловые обеды в дорогущие рестораны не было ничего классного. Вы там ни на секунду не можете нормально расслабиться. Кто-нибудь всегда задает вопрос, требующий развернутого и подробного ответа, как раз после того, как я набила рот. И еще. Всегда, когда я смеялась, меня преследовал непреодолимый страх, что у меня между зубами застрял кусочек чего- нибудь зеленого.
Короче, сценаристу, моему клиенту, не терпелось, чтобы мы всё утрясли с контрактом. Тогда он получил бы свой гонорар, чтобы было на что содержать семью. И чтобы его отец мог наконец им гордиться, но это уже другой вопрос. Американские юристы начали работу в три часа утра по их времени, чтобы попытаться заключить сделку. Весь день мы посылали по электронной почте письма и названивали друг другу.
Ближе к вечеру мы расставили все точки над «i», и даже пару точек над «ё». И хотя я была в отключке, но чувствовала облегчение и радость.
А потом вспомнила, что мы должны пойти в гости к Элейн и Лайму, и тут же солнце зашло за тучку. Я утешала себя, что все не так уж плохо. По крайней мере, отлично поужинаю. Эта парочка обожала стильные ресторанчики. Но, Господи, я же выжата как лимон! Если бы сейчас была наша очередь отказаться!
Когда показалось, что нет ни малейшей надежды, раздался звонок.
– Лайм сломал палец, – сообщил Гарв. – Его новый телик с плоским экраном рухнул ему на ногу.
Лайм с Элейн были счастливыми обладателями всей бытовой техники, какая только известна человечеству. Нет, не человечеству, а сильнейшей его половине, мужчинам. Подчеркиваю, мужчинам (!), не женщинам. Дайте мне мобильник и щипцы для завивки волос, и я уже на седьмом небе. Но Гарв, как мужчина, будет стремиться ко всяким цифровым приблудам и навороченным аудио– и видеосистемам типа «Бэнг и Олафсен».
– Так что мы сегодня никуда не идем, – подытожил муж.
– Отлично! – воскликнула я, но потом напомнила себе, что они все-таки наши друзья. – Ну, ничего хорошего, что так вышло с его пальцем, но у меня был тяжелый день и…
– Да ладно, – сказал Гарв. – Я тоже не особо хотел идти. Чуть было не позвонил им и не сказал, что наш дом сгорел дотла или что-то в этом роде.
– Здорово! Ну, увидимся дома!
– А как насчет ужина? Мне купить что-нибудь?
– Ты же вчера покупал. Сегодня моя очередь.
И только я начала с радостью выключать компьютер и прочую технику, как кто-то сказал:
– Собираешься домой, Мэгги?
Это моя шефиня Френсис. И хотя слово «уже» она произнесла про себя, я все равно его четко услышала.
– Ага.
Пусть не обольщается. И я добавила вежливо, но твердо:
– Собираюсь домой.
