– В девять лет я, пожалуй, не решился бы нарядиться Пропащим Джонни. Скорее уж – матерью Терезой.
– Почему? – вежливо осведомилась я.
– Я был тогда алтарным мальчиком и собирался стать священником.
При этих словах мою память озарила внезапная вспышка.
– Забавно. Дело в том, что в девять лет я мечтала стать монахиней, – выпалила я, не успев вовремя остановиться.
Честно говоря, я сожалела о том, что сказала это. Гордиться тут было нечем. Наоборот, мне всегда хотелось скрыть этот факт своей биографии.
– Правда? – Люк широко улыбнулся. – Ну и дела! Я думал, я один такой.
Его доброжелательное внимание меня успокоило.
– Я тоже, – призналась я.
Он снова улыбнулся, вовлекая меня в свою интимную жизнь. Уже начал распускаться цветок нашей взаимной заинтересованности, и я решила пока не уходить.
– И чем это для вас обернулось? – спросил он. – Хуже, чем у меня, быть не могло. Верите ли, я очень жалел о том, что католики не подвергаются гонениям, потому что мне хотелось стать мучеником. Я, бывало, с удовольствием представлял себе, как меня окунают в кипящее масло.
– А я частенько воображала себя утыканной стрелами с ног до головы.
Я в очередной раз удивилась своим детским странностям и тому, насколько серьезно все это было для меня тогда.
– Мало того, – сказал Люк, и глаза его загорелись, – я занимался умерщвлением плоти, навешивал на себя всякую гадость. В общем, упражнения для начинающих. Представляете? – Он приподнял бровь и улыбнулся. – Мне не удалось найти веревки в гараже, поэтому я стащил кушак от маминого халата, стянул у себя на поясе и провел пару дней в прекрасных очистительных муках, пока брат не разоблачил меня и не раззвонил повсюду, что я трансвестит.
Я все ближе и ближе придвигалась к Люку. Мне всегда было интересно, как другие справляются со своими противными старшими родственниками.
– Правда? – спросила я, совершенно заинтригованная. – И что же дальше?
– Конечно, мне следовало поступить разумно, – задумчиво сказал он.
– Как? – поинтересовалась я. – Помолиться за него?
– Нет! Дать негодяю в морду. Я прыснула от удивления.
– Но вместо этого я устроил целое представление: подставил другую щеку и сказал, что помолюсь за него. Радости католического детства!
Я от души расхохоталась.
– Вот придурок, верно, Рейчел? – Он обезоруживающе улыбнулся мне.
Мне понравилось, как он произносит мое имя. И я решила задержаться еще на некоторое время. Постепенно перемещаясь, я в конце концов оказалась в самом углу комнаты, а Люк стоял ко мне лицом и совершенно загораживал меня от посторонних.
– Как вы думаете, – неуклюже спросила я, – почему нам в детстве хотелось чего-то такого особенного? Может быть, все дело в половом созревании? Гормональные бури?
– Возможно, – согласился он. Я напряженно вглядывалась в его лицо в поисках ответа. – Хотя, мне кажется, рановато для гормональных бурь. В моем случае дело, наверно, было в том, что мы только что переехали и у меня еще не было друзей в новом месте.
– И у меня тоже.
– Вы тоже тогда переехали?
– Нет.
Некоторое время мы в нерешительности смотрели друг на друга. Он не знал, то ли пожалеть меня, то ли посмеяться, то ли дать какой-нибудь совет. Потом, к счастью, мы оба рассмеялись, глядя друг другу в глаза. Смех объединил нас, как бы заключил нас в непроницаемое для прочих кольцо.
За пару часов я поняла, что без ума от Люка. Он рассказал мне об индийском ресторанчике на Канал- стрит, где ему как-то подали такой горячий соус карри, что он ослеп на один глаз на три дня. Разговоры о еде привели нас к открытию, что мы оба не едим мяса, – новая и довольно обширная область общих интересов. Довольно долго мы беседовали о том, какой дискриминации подвергаемся мы, вегетарианцы, как нас никто не принимает всерьез. Мы горько жаловались друг другу на то, что нас обоих «просто вынуждали есть мясо».
Люк, безусловно, вышел победителем в импровизированном соревновании, с рассказом о гостинице в графстве Керри, где он заказал вегетарианский завтрак, а ему принесли тарелку с роскошным куском свинины, который разве что не подмигивал ему, соблазнительно задрапированный овощным гарниром.
– И чем дело кончилось? – спросила я, просияв.
– Я спросил у миссис О'Логлин: «Послушайте, хозяйка, разве я не сказал, что я – вегетарианец?»
– И что она ответила? – спросила я, от души веселясь.
– Она сказала: «Сказали? Э-э… Ну, ладно, допустим, сказали. А в чем, собственно, дело?»
– А вы что на это ответили? – я радостно подавала Люку реплики.
