Возможно, это и поможет. И вместе с тем я надеюсь, у нее хватило ума логически объяснить рабочему, если он видел клетку внутри, для чего нужна обивка. Даже у невежественных рабочих иногда есть воображение… Полагаю, и они иногда читают газеты. Но ведь имеем мы право на обитые стены в клетке, которая находится в нашем собственном доме, если нам так хочется, и никто не должен спрашивать почему.
Мне сейчас пришло в голову: а может, этот человек заходил для того, чтобы заменить замок на более крепкий? Хелен в последнее время кажется такой странной… Она стала так далека от меня. Возможно, она боится. Бедняга. Я ее понимаю. Надо бы мне попытаться быть с ней помягче, терпимее относиться к ее слабостям. Надо бы выказать какой-нибудь небольшой знак внимания. Возможно, сегодня вечером пойду к ней в спальню. Она всегда кажется мне признательной, когда я это делаю, а я уже давно у нее не бывал. Но это ее вина. Она никоим образом не дает мне понять, что хочет, чтобы я это сделал, а делаю я это только для нее. Возможно, и она стала понимать, что воздерживание более нравственно, чем плотская близость, пусть даже и освященная узами брака.
30 июля
Хелен чудесным образом изменилась.
Разве можно постичь то, что происходит у женщины в голове? Даже у самых простых, лишенных всякого воображения женщин в глубинах мозга подчас сокрыто нечто такое, чего никогда не понять. Я чувствую, что наделен проницательностью, как и любой другой мужчина, что силой разума способен проникнуть в любые логические глубины, и тем не менее ума не приложу, что заставило мою жену настолько измениться. Кажется, это стало проявляться еще задолго до нашего ночного свидания, но минувшей ночью это было особенно заметно. Возможно, все дело лишь в том, что и причины-то никакой нет, а только хаотические обрывки глупеньких мыслей, беспорядочно движущихся в узеньком женском мозгу. Не хочу так думать. Я предпочитаю в жизни хорошо организованный порядок. Но мое сознание открыто и для других возможностей. Так и должно быть, ибо человек с закрытым сознанием будет не в состоянии смотреть на жизнь, как должен делать это тот, кто очутился в моих обстоятельствах. Я бы ничуть не удивился, если бы узнал, что я единственный человек, который ког- да-либо был болен этой болезнью и при этом сумел сохранить здравый ум. Может, это и напрасное утверждение, но человек все же должен осознавать свои добродетели, чтобы пользоваться ими. Я горжусь своей скромностью.
Минувшей ночью я решил отправиться в ее спальню. Она рано легла спать, и спустя какое-то время я пошел к ней. Но на этот раз все было по-другому. Когда я открыл дверь ее спальни, Хелен быстро села в кровати, подобрав одеяло до подбородка, и уставилась на меня широко раскрытыми глазами. Мне даже показалось, что она лежала и ждала, когда я приду. Уже одно это странно. И то, как она смотрела… как бы даже со страхом. Едва я дотронулся до нее, как она вся сжалась. Она ничего не говорила, но дрожала у меня в руках и все пыталась рассмотреть мое лицо. Мне не нравилось это ее выражение, этот ее взгляд. Будто ей казалось, что эта ночь была ночью перевоплощения. Может, она перепутала числа. Но ведь должна же она знать, что я-то этого никогда не забываю. Разве может моя жена бояться меня? Результат ли это той чудовищной лжи в газетах, или Хелен мучается от напряжения — возможно, страдает, сочувствуя мне? Может, и так. Она явно становится другой, когда приближается эта ночь, и я должен отправляться в клетку. Я слышал, что любящие часто страдают из-за любимых. Говорят, мужчины испытывают схватки, когда их жены беременны. Может, это что-то в таком же роде. Я предпочитаю думать именно так, потому что мне неприятно думать, будто она боится меня.
Когда мы только поженились, Хелен была очень ласкова со мной. Пожалуй, я даже назвал бы ее страстной. По правде, чересчур страстной, и несколько раз мне приходилось говорить ей: пожалуйста, сдерживай себя хоть немного. Женщина не должна забывать обо всем ради чувственных удовольствий. Не уверен, что это неправильно — получать удовольствие во время интимной близости, но явно неправильно забывать ради него обо всем. Однажды Хелен попыталась взять инициативу в свои руки и несколько раз приходила ко мне и спрашивала, не хочу ли я отправиться к ней в постель. Я вынужден был совершенно твердо наставить ее на этот счет. Вообще-то она не виновата. Она невинна, опыта у нее нет, и она не понимает, насколько неправильно себя ведет. Несомненно, она пыталась доставить мне удовольствие своим нескрываемым желанием и неприкрытым вожделением. Но мне определенно кажется, что достойная молодая женщина должна инстинктивно понимать, когда ведет себя неправильно, но кто я такой, чтобы судить? Я никогда и не пытался выставлять себя в качестве моралиста, я всего лишь высоконравственный человек, который пытается показать другим, как следует вести себя достойно. Разумеется, мне пришлось быть немного строгим с Хелен, но это ради ее же добра.
Минувшей ночью все было, однако, иначе. Она нисколько не показалась мне требовательной и, кажется, была вполне довольна, когда мы закончили, и я готов был возвратиться в свою комнату. В продолжение всего акта она пристально смотрела на меня с этим своим странным выражением на лице. Мне от этого было очень неловко. Я вообще всегда чувствую себя не в своей тарелке, когда исполняю супружескую обязанность, но на этот раз было еще хуже. Это было… не в своей тарелке — не совсем то, но я не могу найти слов, чтобы описать это ощущение. Меня обуревали чрезвычайно волнующие чувства. Надеюсь, она больше никогда не будет так на меня смотреть. А насчет страха… не знаю, что происходит… но у меня возникает такое ощущение… я представляю себе… что-то неопределенное, зловещее. Это очень трудно точно выразить. Какие-то неясные мысли начинают возникать на поверхности сознания — нечеткие, туманные, темные, пугающие. И опасные. Какие-то смутные образы. Точнее сказать я не могу.
31 июля
Жду завтрашнего дня с привычным страхом и отвращением, но и с некоторым любопытством. Интересно, как события последнего месяца повлияли на мою болезнь. Июль я провел в спокойствии, так хорошо с собой примирился, что ничуть не удивлюсь, если в течении болезни наступит какая-нибудь перемена. Последний месяц мог послужить катализатором и изменить химию этого существа… быть может, к лучшему. Что бы ни произошло, я чувствую, что смогу принять это стоически.
Я бы рассказал Хелен о своих надеждах, если бы она не казалась такой далекой и странной. Но наверное, лучше не говорить, пока я не узнаю точно. Мало толку от того, что возникнут ложные надежды. Этим утром она тоже вела себя своеобразно. Я спустился в холл, чтобы взять перчатки, и, когда обернулся, она выглядывала из-за угла. Из-за угла показалось лишь ее лицо, и она тут же спряталась. Я спросил, не нужно ли ей чего-нибудь, а она, пробормотав что-то, спросила, не собираюсь ли я в подвал? Почему это она так решила? Она знает: я ненавижу подвал и никогда не хожу туда, если в этом нет крайней необходимости. Когда я убедил жену в том, что не пойду туда сейчас, она, кажется, вздохнула с облегчением, так что, скорее всего, она просто перенервничала из-за того, что этот день приближается. Может, она боялась, что все начнется раньше, чем обычно, и мне придется провести в клетке больше времени? Может, даже не одну ночь? Я понимал, насколько это способно тревожить ее, и это говорит о том, что она за меня переживает. Но это также говорит о ее полном непонимании моей болезни.
1 августа
Сегодня меня прямо распирает от избытка сил. После обеда я совершил длительную, бодрую прогулку. Остановился, чтобы посмотреть, как играют дети на площадке. Мне казалось, что я разделяю их интерес к жизни. Я пожалел о том, что не могу иметь детей. Они были такие веселые и беззаботные… Мне даже стало жаль, что когда они вырастут, то столкнутся с житейскими проблемами. Мое детство не было счастливым; по крайней мере мне оно не кажется таким, за исключением нескольких запомнившихся случаев. Но я не завидую другим в этом отношении, потому что из детских лет я достойно перешел в зрелый возраст и могу оглядываться на всю свою жизнь, не жалея ни о чем. Если я о чем-то и жалею, то только о том, что случилось не по моей вине, о тех вещах, которые были предопределены еще до моего рождения. Это, разумеется, самое лучшее для спокойствия человека, когда он может проследить всю свою жизнь в беспрерывной последовательности и убедиться, что ни разу не произошло ничего такого, чего бы ему следовало стыдиться, и ничто не замарало его прошлого, что вся его жизнь была именно такой, какой он хотел, особенно если у него существовал выбор.
Я едва ли не с нетерпением жду перевоплощения сегодня ночью, я чувствую уверенность в том, что наступит улучшение… или я уже понимаю, что никакого улучшения и не нужно и моя болезнь не такая уж и плохая, как мне казалось? Надеюсь, что существо, которым я стану, сможет разделить мое
