Очкастая кобра на выдаче тоже блюла внутренний распорядок, способствующий лучшей работе извилин и повышению эффективности усвоения потребляемого материала.
Только шаловливые амуры мечтали, чтобы как можно скорей прекратилось бессмысленное переглядывание и началось что-нибудь существенное.
Но робкий незнакомец пока не отваживался заговорить с единственной соседкой.
Глория прикидывала, как с позиции русоволосого смотрится голубое платье с эффектным декольте и хватает ли кареглазому дистанции, чтобы оценить всю прелесть и роскошность ее обновки, предназначенной исключительно для него.
Но тут затянувшийся пролог к библиотечному роману нарушило веселое групповое вторжение.
В читальный зал впорхнули четыре студентки с портфелями из кожи аллигаторов — несмотря на старания зеленых, эти портфели снова вошли в моду, особенно у первокурсников.
Среди шушукающихся и прыскающих смешками девиц Глория увидела племянницу охранника Брауна.
Племянница единственная не улыбалась и не открывала рта.
Наверное, Тина Маквелл все же была права насчет дури.
Аспирантка, забыв о легкомысленном платье и любовной интрижке, так и не продвинувшейся ни на дюйм, приняла серьезный и сосредоточенный вид.
А вдруг незадачливой первокурснице и неопытной студентке понадобится консультация?
Но Глория не успела сделать и шага мимо стола, за которым некоммуникабельный и угрюмый незнакомец по-прежнему вникал в старые газеты, проигнорировав свеженьких читательниц.
Аспирантку опередила бдительная мымра.
Девицы продолжали по инерции гомонить — и тут библиотекарша покинула свой закуток и, гневно сверкая очками, двинулась к нарушителям заведенного распорядка.
Не обращая внимания на книжно-газетную шипящую гарпию, студентки шумно расселись на крайние стулья и торопливо раскрыли портфели.
Трое достали толстые новенькие тетради.
А четвертая, племянница Брауна, выхватила из крокодилового нутра пистолет.
Вороненый револьвер приличного калибра.
И, почти не целясь, произвела четыре быстрых выстрела.
Библиотекарша первая опрокинулась навзничь, теряя очки с положительными диоптриями.
К мертвой служительнице присоединились три студентки…
Амуры превратились в невольных зрителей банальной американской трагедии.
А растерявшаяся аспирантка, стоявшая между юной убийцей и незнакомцем, ругнувшимся на непонятном языке, исполняла теперь одну из главных ролей.
Глория Дюбуа оцепенела от грохота, казавшегося особенно жутким в этой устоявшейся книжной тиши.
Племянница Брауна спокойно навела оружие на расфуфыренную дамочку.
Амуры ревниво следили за антагонисткой, целившейся в беззащитное, влюбленное аспирантское сердце.
Глория Дюбуа, не способная к оборонительным действиям, зажмурилась, чтобы не видеть роковой вспышки.
В последнее мгновение аспирантке вдруг четко представилось, как букет из белых роз, так и не обретших имя, ложится на крышку ее гроба.
Но выстрелы запоздали.
Мужчина, достойный женщины из рода Дюбуа, грубо, но своевременно уронил голубоглазую мишень за стол.
Одна пуля смачно вошла в библиотечного супермена, проворно и героически закрывшего нарядную мишень.
Другая — в окно, круша стекло и сея панику на площади, где лишь бронзовый генерал на бронзовом коне остался невозмутимым и спокойным.
Глория Дюбуа, не дождавшись болевого шока от пули, наконец-то сообразила, что выстрел, предназначенный для нее, принял на себя кареглазый и русоволосый незнакомец, рухнувший сверху тяжелым и неподвижным телом.
Любая американка знает, что в барабане револьвера — семь патронов.
Глория Дюбуа не была исключением.
Машинально отсчитав шесть произведенных выстрелов, аспирантка, беспомощно распластавшаяся под мужчиной, судя по всему, потерявшим сознание, поняла, что наступает роковое и непоправимое.
Сейчас безумная первокурсница, только что совершившая страшное деяние, приблизится и с очень близкого расстояния всадит последнюю, тяжелую, обжигающую пулю точно между голубых аспирантских глаз.
Героический незнакомец не подавал признаков жизни.
А у Глории Дюбуа не оставалось ни сил, ни времени, чтобы выбраться из-под обмякшего защитника.
Оставалась лишь призрачная надежда, что случится осечка.
Обреченная аспирантка крепко-накрепко зажмурилась, и вся короткая, толком не реализованная жизнь промелькнула в ее лихорадочно пульсирующем сознании.
Королевские розы.
Прекрасные гугенотки.
Варфоломеевская ночь.
Большие озера.
Индейские атаки.
Разливы на Миссисипи.
Усадьба в стиле раннего классицизма.
Национальный парк роз.
И, конечно же, Безымянная красавица, так и не обретшая имени…
Впрочем, осечки не случилось.
Племянница Брауна не промахнулась, приговорив сама себя к высшей мере, не промахнулась в собственный висок.
Только скривились посиневшие губы с пирсингом.
Только помутнели от суицидной ненависти подведенные тушью глаза.
Только рука, так и не выпустившая пистолет, глухо ударилась о край столешницы.
Амуры и эроты облегченно возобновили свое игривое и невесомое парение.
Но Глория Дюбуа ничего этого не видела, уткнувшись лицом в потные и дрожащие ладони, среагировавшие на стресс.
И только звуки проникали в мерцающее сознание аспирантки, ошалевшей от библиотечного террора.
Стенания тревожной сирены.
Чей-то истошный визг…
Чудом уцелевшая девушка ощутила на себе чужую кровь — пролитую незнакомцем, который без раздумий бросился навстречу смерти, погубив и себя, и их грядущую любовь.
Мужчина, только что доказавший ценой собственной жизни, что достоин, достоин, вполне достоин женщины из рода Дюбуа, мужчина, с которым она так и не успела даже перемолвиться хотя бы парой слов, лежал ничком.
Несчастная Глория потеряла сознание…
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯДОСТОЙНЫЙ МУЖЧИНА
