— Что ж, рискнем!
Малыш освободил коробок от бинта, которым тот был приторочен к тыльной стороне правой ладони.
Прежде чем чиркнуть единственной спичкой, Малыш почувствовал себя на мгновение легендарным Прометеем.
Сейчас он даст свет, но не всему населению Земного шара, а лишь притихшей Малышке, когда-то по глупости переборщившей с вибраторами, да себе, приговоренному собственной женой.
— Я похож на Прометея?
— На кого, на кого?
— Того, кто украл у богов и передал людям огонь.
Малыш поднес спичку к коробку, но чиркнуть не решался.
— Чего ждешь?
— Думаю, что Прометею было легче моего. В закромах у Зевса прятали явно не одну спичку.
— Давай я зажгу.
— И то верно. Вдруг я отвык от света и ничего не смогу разобрать.
— В общем, я зажигаю спичку.
— Чиркнешь — и сразу на максимум поднимай вверх, и оба смотрим. Запомни, там должна быть в потолке черная дыра.
— Как в Галактике?
Нет, умение играть в ироничную распасовку было у Малышки непревзойденным.
Спичка, шипя и воняя, вспыхнула в руке женщины.
Мужчина, на всякий случай заслонив ладонями глаза от разгорающегося пламени, уставился на купол свода.
Выход обозначился в глубине за тремя уступами — четкой воронкой, уходящей вверх.
Малышка, щурясь, успела рассмотреть крепкую, но исхудавшую фигуру пещерного сожителя. Его волосы и глаза показались ей черными, как привычная уже пещерная тьма.
А Малыш, обливаясь слезами, вызванными светом, не отводил взгляда от мутного, но такого прекрасного и реального пятна точно у себя над головой.
Но вот спичка сникла и погасла.
Ойкнув, Малышка отбросила умирающее пламя от обожженных пальцев.
— Что там?
— Ход на месте, как я и предполагал.
— Честно?
— Честней не бывает.
— Bay!
— Спасибо старшему сержанту.
— И твоей Аиде тоже спасибо.
Малыш в очередной раз поцеловал медальон.
Наконец и Малышка тоже приложилась губами к рельефу самой изящной из граций.
Теперь, когда спичка указала спасительный выход из проклятого лабиринта, даже вновь наступивший мрак ощущался как обыкновенная составляющая немного затянувшегося спелеологического приключения.
— Ты хоть успел меня рассмотреть?
— Если честно, нет.
— Зато я полюбовалась тобой.
— Давай обсудим мои кондиции позже.
— Как скажешь.
— Значит, я поднимаюсь первый.
Вдруг Малышка нехорошо всхлипнула и спросила без обиняков:
— Малыш, а Малыш, ты не оставишь меня здесь?
— Что ты, глупенькая, выдумываешь? — Малыш обнял расплакавшуюся голышку. — Не забивай себе голову ерундой.
— Я боюсь, что ты снова начнешь грезить своей грациозной женой. Ты простишь ей эту мрачную шутку. И снова подаришь медальон, который указал на спасительный выход.
— Нет, женские фантазии не знают предела! Такое никогда и никому не прощают, это во-первых, а во-вторых, если бы не твоя любовь…
— Ты хотел сказать, спичка.
— Ну… спичка тоже… Если бы не она, то мы бы никогда не смогли определиться достаточно точно.
— А любовь?
Малыш вместо ответа обнял ее крепко и успокаивающе.
— А ты уверен, что это именно тот ход?
— Какая теперь разница — тот, не тот… Все равно второй спички нет.
Малыш разжал объятия.
— Ты готова?
— Угу?
— Значит, я поднимаюсь первый, опираясь на твою спину.
— Я вытерплю, обязательно вытерплю.
— Потом свешиваюсь, насколько могу, и ты отдаешь мне скатанный спальник.
— Постараюсь.
— Начали?
— Нет.
— Что нет?
— Я сейчас грохнусь в обморок.
— Почему?
— Я боюсь, что ты не возьмешь меня с собой.
— Опять?
— Ну ты же так и не видел моего лица, моих глаз, моих волос. Ничего не видел.
— Значит, скоро увижу.
— Вот этого я и боюсь больше всего.
— Но почему? Почему?!
— А вдруг ты побоишься разочароваться? Вдруг то, что ты нарисовал в своем воображении, абсолютно не совпадет с реальностью.
— Скажи еще, что меня устроит исключительно модель с параметрами девяносто-шесть-десять- девяносто.
— Мне страшно за нас.
— Не говори ерунды, Малышка. Лучше соберись. Нам понадобятся все силы, чтобы подняться на верхний уровень.
— А вдруг там такой же лабиринт, если не хуже?
— Нет, милая трусишка, если я не ошибся, то там нет ничего, кроме низкого тамбура, переходящего в узкий туннель. Ну а туннель ведет в еще один колодец, который выводит на поверхность, на солнечный свет, на свежий воздух.
— Но у тебя, Малыш, нет черных очков.
— Зачем?
— После долго пребывания в темноте человек может ослепнуть от изобилия света.
— Я как-то не подумал.
— Вряд ли ослепший от радости муж будет приносить мне счастье.
По реплике, аранжированной прежней иронией, Малыш понял что истерика и обмороки остались позади. Малышка вернулась в свое прежнее состояние оптимистичной узницы.
