Он понял, что ее смущает и тусклость освещения посредством единственного оконца, и замоченные в ушате березовые веники, напоминающие инструменты для мучительных пыток.
Он понял, что она элементарно заражает его своей неуверенностью и необоснованными страхами.
— Так! — сказал он, покидая ложе несостоявшейся любви. — Давай-ка я тебя тихонечко попарю.
— О'кей.
— Только ты расслабься.
— О'кей.
— Но для начала надо как следует прогреться.
Он плеснул два ковша подряд и вернулся к той, которая, крепко зажмурившись, успела принять всем телом нахлынувший жгучий пар.
В банной тесноте резко и свежо запахло березовыми листьями.
— Благодать, — прошептал он. — Истинная благодать.
Озноб резко сменился испариной, и он, и она почти одновременно начали исходить обильным потом.
Женский организм избавлялся не только от водных излишков и накопившихся шлаков, а еще и от стресса, вызванного недавней катастрофой, и от надуманных опасений, еще до конца не забытых, и от неуверенности в грядущих ласках, и от нерешимости все же отдаться именно сегодня, именно ему, и от возможности потерять, и от возможности приобрести…
Мужской же — чем больше прочищал кожные поры, тем становился решительней.
Осталось только довести желанную до соответствующей кондиции.
Он добавил парку и, дождавшись, когда почти невыносимая температура выровняется, пустил в ход два березовых веника сразу.
Правый веник ловко и легонько охаживал распаренной и развернувшейся листвой ее сомкнутые пятки и голени.
Левый веник ласково массировал девичью спину от шеи до поясницы.
— Так, а теперь ложись-ка на животик!
— О'кей.
Он еще добавил парку — немного, но вполне достаточно для усиления банного эффекта.
Она терпеливо сносила его парильный труд.
А он постепенно увеличивал и темп, и силу двойных ударов.
— Хорошо?
— Вери велл!
— Лучше не бывает.
— Вери велл.
— Так, а теперь на спинку, поживей.
Она выполнила команду, немного неловко и стеснительно.
Он же в это время созерцал веники, как бы прикидывая, сколько листьев осталось на каждом, а сколько прилипло к ее коленям, плечам, торсу, пояснице и аккуратным точеным ягодицам.
— Руки по швам!
— Это как? — спросила она шепотом.
— Вдоль тела, значит.
— Боюсь.
— Кого — веника? — Он ободряюще хохотнул. — Да после такой бани тебя уже ничего не испугает, поверь!
— О'кей.
Она снова подчинилась команде.
Производя вениками ритмичные пошлепывания, синхронные похлопывания и аритмичные постегивания, он все же невольно устремлял любопытствующий взор на раскрывшееся перед ним девичье обнаженное тело.
Она же, привыкшая к тому, что ее нисколечко не смущает его пристальное внимание к порозовевшим соскам, все же упорно держала колени сжатыми.
Он, чтобы дать ей ощущение свободы, оставил на лежбище оба веника.
— Теперь пробуй сама.
— О'кей.
— Только не переусердствуй.
Он повернулся к ней спиной, подхватил еще два свежих веника и принялся охаживать себя, не жалея ни листвы, ни собственного тела.
Таким образом он изгонял из себя пока несвоевременное похотливое желание и доводил организм до идеальной кондиции.
— Все, — сказала она. — Финиш!
— Как бы не так!
— Я больше не могу.
— Тогда вперед — на свежий воздух!
Он схватил ее за руку и потащил за собой наружу, в метель и в пургу.
Она не сопротивлялась.
Он толкнул ее в ближайший к бане пушистый сугроб и сам повалился рядом.
Она задыхалась — то ли от восторга, то ли от контраста между жаркой пьянящей баней и отрезвляющей стужей.
Он густо осыпал ее снегом, зачерпнутым ладонями.
Редеющие снежинки, падающие с небес, тоже добавили бодрящей прохлады.
К обнаженной парочке, барахтающейся в свежем глубоком снегу, внезапно присоединилась лайка.
Собака с разбегу зарылась по самый хвост и уши в сугробную рыхлость.
Недаром старалась непогода двое суток подряд! Егерь и Принцесса были теперь обеспечены высококачественным прохладительным.
Как и собака, активно участвующая в коротком, но яростном безумстве.
Но вот закалка распаренных тел закончилась.
Он выдернул ее из сугроба и подхватил на руки.
Она обняла его за шею.
Он в стремительном темпе доставил утомленную жаром и холодом подопечную в баню, к березовым веникам и интимному полумраку.
Она вновь ощутила возвращение забытого озноба.
Он окатил еще не остывшие камни горячей водой из ковша, и волна горячего пара, радостно шипя, заполнила тесное пространство.
— Как тебе наш сибирский обычай валяться голыми в снегу?
— Это даже круче имитации, — сказала она.
— Имитации чего?
— Возгорания спускаемого аппарата и отказа системы обогрева.
— Конечно, круче, — подтвердил он. — И гораздо безопасней.
— Что безопасней, то безопасней.
Она легла набок, освобождая рядом с собой вполне достаточно места.
Он молча устроился рядом.
Оба чего-то ждали и никак не решались приступать к действиям, чтобы не испортить наконец-то установившегося между ними полного, обоюдного доверия.
