чувства.
Но облегчения не наступало.
Тучи вдруг спохватились, закаялись в своей многодневной расточительности, заскаредничали.
Студент открыл глаза, так как лишь одна последняя снежинка легла ему на лоб.
Небесные запасы иссякли.
Ветер тоже упорно не хотел возвращаться, наработавшись вдоволь за истекшие сутки.
А сквозь облачность пробилось тусклое солнце, предвещающее ясный и морозный вечер.
Но самоликвидация метельного фронта не обрадовала егеря.
Наоборот, донельзя расстроила.
Летная погода ускоряла расставание с любимой женщиной.
— Эх, Алиса! Даже проклятая метеорология, и та против нас. А я так хотел, чтобы метель не утихала хотя бы неделю или две, а лучше всего — до самой весны!
Собака явно не хотела внимать новому монологу и спряталась за баню.
— Но если счастливое ненастье закончится сегодня и проклятая хорошая погода все же подпишет смертный приговор нашей любви, то останется лишь одно — пустить себе пулю в лоб. Нет, две пули! Из обоих стволов разом. Это же так просто. Главное — соединить спусковые крючки изолентой. Да к тому же бахнуть в рот не пулями, а картечью. И дурные, влюбчивые, несусветные мозги красиво разлетятся по всей тайге. И пусть эти мыслящие ошметки жрут соболя, грызут зайцы, склевывают птицы!
Пожалев хозяина, лайка перестала таиться и снова приблизилась к крыльцу.
— И будешь ты, Алиса, безутешно завывать над трупом безголовым, трупом вечного неудачника!
Студенту вдруг почудилось, что за его спиной скрипнула, приоткрываясь, дверь. Он резко обернулся.
Нет, дверь была на месте. Но, возможно, предательский скрип прозвучал в момент ее закрытия…
Студент нахлобучил шапку и отправился колоть дрова.
Если Принси подслушивала, то это ее личное дело.
Так даже лучше.
Пусть знает, что он любит ее больше жизни. Студент условным свистом подозвал лайку. Собака приблизилась, виновато поджимая хвост.
— Алиса, я наверно, дурак.
Собака не подтвердила хозяйский диагноз, но и не опровергла.
— Мог бы догадаться, что Принси подслушает мой монолог.
Собака при слове «Принси» ткнулась носом в колено егерю.
— Эх, не сообразил сказать, что лучше, как в классической трагедии, закончить двойным убийством, даже тройным.
Собака навострила уши.
Голос хозяина звучал мрачно и пугающе.
— Сначала полчерепа снести богатенькой дурочке! Потом уложить рядом любимую собаку, чтобы не тосковала без хозяина.
Лайка, уловив угрожающий намек, отшатнулась от хозяина, сочиняющего то ли банальный хоррор, то ли дешевый триллер.
— И наконец славным дуплетом вышибить свое идиотское сознание и подсознание, покончить раз и навсегда с этой нелепой и необъяснимой штукой, которая называется любовь.
Студент оглянулся на крыльцо, проверяя, не приоткрылась ли дверь снова.
Но дверь оставалась непоколебимой.
— Впрочем, это необязательно любопытная Принцесса скрипнула дверью. Так же, Алиса? Может, это просто сквозняк подшутил?
Собака, обеспокоенная кровожадным настроем хозяина, бодро отступила к поленнице из сухих дров.
— Да ты не паникуй, Алиса! Не паникуй. Хозяин шутит. Это у него юмор такой черный…
Студент выбрал самую корявую, сучковатую и смолистую чурку и взмахнул тяжелым увесистым колуном.
Хрясь!
Впрочем, еще надо крепко подумать, что лучше — глупый суицид или дальнейшее бессмысленное существование.
Хрясь!
Ты в тайге.
Хрясь!
Она в космосе.
Хрясь!
Ты егерь.
Хрясь!
Она дочь миллиардера.
Хрясь!
Ты Студент.
Хрясь!
Она Принцесса.
Колун взмывал над взъерошенной головой егеря и со всего размаху опускался на чурку, которая требовала не только силы, но и умения.
И чем замысловатей и сложней выглядело сплетение в тяжелые узлы древесины, усиленной арматурой из многочисленных сучков, тем легче становилось на раздосадованной душе.
Самое благородное дело для настоящего мужчины — колка дров.
Это занятие всегда успокаивало, особенно в те минуты, когда одиночество становилось действительно невыносимым.
Хрясь!
Когда хотелось вернуться в город и создать полноценную семью с любимой супругой.
Хрясь!
Когда мечталось наклепать детей — трех мальчиков и пару девочек, может, даже и близнецов!
Хрясь!
Чурка упорно сопротивлялась, никак не желая превращаться в горку поленьев, одуряюще пахнущих смолой.
Хрясь!
— Ты ей не жених.
Хрясь!
— Она не твоя невеста!
Хрясь!
— Впрочем, о чем сожалеть?
Хрясь!
— Она же была.
Хрясь!
— Была.
Хрясь!
— Была — твоей первой женщиной.
Хрясь!
— А ты у нее — первый мужчина.
Хрясь!
— Первый.
Хрясь!
Чурка сдалась под напором увесистого колуна и неоспоримых выводов.
