— Почему вы не забрали меня домой на следующий день? — спросила Люси, снова чувствуя злость и боль. — Почему вы позволили им привезти меня сюда?
Ее отец побледнел. — Каждый раз, когда мы разговаривали с директором, он говорил, что у тебя все отлично, что ты снова занимаешься. Небольшое воспаление горла из-за того, что ты наглоталась дыма и небольшая шишка на голове… мы думали это все. — Он нервно облизнул губы.
— Было что-то еще? — беспокойно спросила ее мама.
Одного взгляда на родителей было достаточно, чтобы понять, что они не впервые затевали между собой подобный спор. Мама наверняка умоляла позволить ей увидеть дочь снова, а суровый отец настаивал на своем. И Люси по-прежнему не находила слов, чтобы объяснить им, что именно случилось той ночью и через что ей пришлось пройти с того момента. Да она снова вернулась к своим занятиям, хотя и не по своей воле. Да физически она была в порядке. Ее убивало другое, вся эта бесконечная череда сменяющихся эмоциональных потрясений, все эти взлеты и падения. Никогда еще она чувствовала себя более разбитой.
— Мы с мамой просто стараемся следовать правилам, — объяснял отец Люси, положив ей на шею свою твердую ладонь. Рука была огромной и тяжелой, ее вес неумолимо пригибал все ее тело вниз, мешая стоять прямо, но прошло так много времени с тех пор, как те кого она так любила были так близко, все вместе, что Люси не посмела отойти.
— Потому что мы желаем тебе только самого лучшего, — добавил ее отец, — мы были вынуждены принять слова этих людей на веру, — он указал на мрачные строения корпусов интерната, как будто они олицетворяли собой Рэнди, директора и остальных, — они более сведущи в таких делах.
— Нет, не слишком-то, — угрюмо бросила Люси, сердито глядя на неприветливые здания и неухоженную территорию. До сих пор, она мало, что понимала в порядках этой школы.
Взять, хотя бы, Родительский день. В школе постоянно говорили какое огромное значение уделяется тому, чтобы учащиеся могли встречаться со своими родителями, своей плотью и кровью. Сейчас же до обеда оставалось каких-то десять минут, а машина родителей Люси была единственной на парковке.
— Это место, совсем мне не помогает. Полная ерунда. — сердито жаловалась Люси, стараясь подбирать достаточно грубые выражения, чтобы родители забеспокоились.
— Люси, дорогая, — сказала мама, поглаживая её по волосам. Люси показалось, что мама еще не привыкла к ее короткой стрижке. Её пальцы подчиняясь давней привычке, теперь гладили ее по спине, словно следуя за призраком ее утраченных локонов. — Мы только хотим хорошо провести с тобой этот день. Папа захватил много вкусненького. Все, что ты так любишь.
Ее отец робко держал разноцветное лоскутное одеяло и плетеную корзину для пикника, которую Люси никогда раньше не видела. Обычно когда они выбирались на природу, все было намного проще: бумажные пакеты для продуктов и старая разорванная простыня, небрежно брошенная на траву рядом с речкой около их дома.
— Маринованная окра?[21] — спросила Люси неожиданно тонким детским голоском. Никто не мог бы сказать, что ее родители не постарались.
Ее отец кивнул. — И сладкий чай, и булочки с белым соусом. И натертый чеддер[22] с халапеньо.[23] Все как ты любишь, детка, — добавил он, — и еще кое-что.
Мама Люси достала из своей сумки большой запечатанный красный конверт, и протянула его Люси. В течение краткого мгновения, она чувствовала боль в животе, когда вспоминала все те письма, которые после гибели Тревора она получала. «
Калли…
Она разорвала конверт и вытащила открытку, с изображенными на ней двумя девушками, занятыми укладкой волос. Внутри каждый дюйм был исписал крупным игривым почерком Калли. В открытку оказались вложенными и несколько небрежно исписанных листков бумаги потому, что в своей обычной манере подруга только начала высказывать свою мысль, а на открытке уже не хватало места.
Дорогая Люси,
Так как времени на телефонные разговоры у нас сейчас смехотворно мало…
(Может попросишь чуточку побольше? Это так несправедливо)
Приходится прибегать к таким вот старомодным способам и заниматься написанием эпических писем.
Теперь, даже взаперти, ты узнаешь все мельчайшие подробности всего, что со мной случилось за последние две недели.
Нравится тебе это или нет…
Люси прижала конверт к груди, все еще улыбаясь, зная что «проглотит» письмо, как только ее родители отправятся домой. Калли не отказалась от нее. И ее родители сидели рядом с ней. Прошло слишком много времени с тех пор, как Люси чувствовала такую любовь. Она протянула руку и пожала руку отца. Внезапно пронзительный, словно звук сирены, свисток заставил обоих родителей подпрыгнуть.
— Это просто приглашение к обеду, — объяснила она. Казалось, они успокоились. — Ладно, есть кое- кто, с кем я хочу вас познакомить.
Они вместе поднялись и пошли по пустынному, раскаленному от полуденного жара, покрытию парковки в сторону кампуса, где проводилась церемония открытия Родительского дня. Люси попыталась увидеть кампус глазами ее родителей. Она обратила внимание на снова провисшую крышу главного офиса, и на неприятный, сильный запах гниения гибнущей персиковой рощи рядом с гимнастическим залом. На то, что кованые железные ворота кладбища были покрыты яркой ржавчиной. Она вдруг поняла, что всего за пару недель, полностью перестала замечать многие неприглядные вещи в «Мече и Кресте».
Ее родители оглядывались вокруг с ужасом. Ее отец махнул рукой в сторону иссохшей умирающей виноградной лозы, из последних сил цеплявшейся за сломанный забор у входа в кампус.
— Это сорт Шардоне, — сказал он, морщась, потому что, просто не мог видеть страдания погибающего растения. Ее мать в настоящий момент судорожно прижимала к груди, обеими руками и растопырив локти, свой бумажник. Она всегда так делала, когда оказывалась в каком-нибудь неблагополучном районе, где ее могли ограбить. И это они еще не видели «красных». Ее родители, которые были категорически против почти всех электронных новинок, например как приобретенная Люси веб-камера. Их наверняка возмутит идея постоянного наблюдения, установленная в школе.
Люси хотела бы уберечь их душевное равновесие от извращенных изысков свода правил «Меча и Креста», потому что она уже выяснила, как управлять, а иногда даже обходить здешнюю систему безопасности. Буквально на днях, Арриан провела ее через такую полосу препятствий, протянувшуюся через весь кампус, чтобы показать всех «мертвых красных», батареи которых были разряжены или были хитро «заменены», эффективно создавая слепые пятна на территории школы. Ее родителям не следует всего этого знать, они просто должны провести с ней один хороший день. Пенни сидела на трибуне, свесив ноги, где они с Люси договорились встретиться в полдень. В руке она держала банку крепкого консервированного пива.
— Пенни, это мои родители, Генри и Дорен Прайс, — сказала Люси, представляя их друг другу. — Мам, пап, это…
— Пенниуезер Ван Сайкл-Локвуд, — бодро отрапортовала Пенни, держась за банку обеими руками. — Спасибо, что позволили мне присоединиться к вам на ланч.
Всегда вежливые родители Люси только счастливо ворковали и улыбались, не задавая лишних вопросов о том, где семья Пенни. Сейчас у Люси не было времени, чтобы все это подробно объяснить. Это был еще один теплый, ясный день. Плакучие ивы, росшие перед окнами библиотеки мягко качались на ветру, и Люси подвела своих родителей туда, где их раскидистые ветви благополучно загораживали большую часть стены, заляпанную пятнами от копоти и разбитые при пожаре окна. Когда они разложили одеяло на лужайке, Люси оттащила Пенни в сторону.
— Как ты? — спросила Люси, понимая, что если бы ей пришлось целый день приветствовать всех приехавших в школу родителей, кроме своих собственных, то она бы нуждалась в серьезной поддержке. К
