уже слышалось невнятное бормотание клаустрофобии.
Катя попыталась сконцентрироваться на том, что знала. Пожалуй, это единственный способ удержаться от сползания к сумасшествию.
Итак, она движется вниз, а значит «кобра», проглотив её, понеслась к туннелю. Интересно, что делают Вик и Георг? Тело ксенофоба, хотя и окутывало её, но не причиняло боли, по крайней мере, пока. У неё создалось впечатление, что ксен делает это сознательно, ведь стоило ему чуть-чуть усилить давление – а что такое возможно, Катя не сомневалась – и она превратится в однородную массу крови, тканей и раздавленных костей.
Но ведь оно этого не сделало. Почему? Что это означает? То, что её куда-то везут.
Куда?
Очевидно, под землю. Назад… ксенофоб возвращается туда, откуда явился: в тёмные глубины планеты.
Как же мало мы о них знаем.
Что? Просмотри всю имеющуюся информацию, девочка! Найди ответ! Твоя жизнь зависит от того, найдешь ли ты ответ!
Чёрт, но как же звучит вопрос?
За время своего короткого контакта с Мировым Разумом на Алия B-V Дэв выяснил кое-что о жизненном цикле ксенофобов. Тот ксен – он называл себя Единым – представлял собой один разум, охватывающий несколько миллиардов ксенов-«клеток», заполняющих огромные пустоты под поверхностью всей планеты. Это была так называемая «созерцательная» стадия развития, когда Единый не имел возможности распространяться дальше и оседал в данном мире на всю жизнь, продолжительность которой могла измеряться геологическими эпохами, абсорбируя тепло планетного ядра и… размышляя, размышляя о том, о чём мог размышлять подобный разум.
Ксенофобы на Эриду, как и на других колонизированных людьми планетах, ещё не достигли этой стадии. Они находились на другой, «восприимчивой» ступени, а значит были активны, распространялись, захватывали новые территории, прокладывали туннели в земной коре, выходили на поверхность. Каждая отдельная группа – а их могло быть несколько сотен и даже тысяч – образовывала отдельный организм, состоящий из миллионов и миллиардов клеток размером с голову человека. До нынешнего времени не было полной уверенности в том, что ксен «восприимчивой» стадии разумен. Предполагалось, что мышление появляется только после того, как Единый выпускает на волю магнитных ветров свои семена-почки. Ветры же эти, по представлениям ксенофобов, несут их через «Великое Ничто», находящееся в центре Вселенной, состоящей из скалы. И лишь после такого «оплодотворения» ксенофобы успокаиваются, становятся миролюбивыми, неагрессивными, т.е. переходят во вторую, разумную стадию.
Такое представление, как поняла теперь Катя, не совсем соответствовало действительности. Ещё в первый раз, когда она дотронулась комелем до клетки, она что-то ощутила. Сейчас всё повторялось. Впечатления оставались смутными, лишь изредка на основном фоне инстинктивного стремления к единству мелькало что-то иное.
… ожидание… необходимость… единство…
Именно последнее и будоражило её воображение и любопытство. Какие-то – воспоминания что ли? – да, воспоминания, неясная, далекая память о былой… завершённости. Цельности. О чём-то, называвшем себя «сам».
Что чувствует палец при наличии своего собственного разума, когда его отрезают от руки? Так и здесь, ярко выраженная, острая потребность воссоединиться с большим, сильнейшим, намного превосходящим во всех отношениях ту чёрную пульсирующую массу, в которой заточена Катя. Она чувствовала разум, улавливала любопытство… даже едва заметный страх перед ней, что одновременно придавало и уверенности, и тревоги. Если оно боится её, то что оно может сделать, чтобы защитить себя?
Другие впечатления были более ясными, но в то же самое время и более фрагментарными, спутанными. Картина-память боя, образы… возможно, термальные фигуры, совершенно неузнаваемые… Впрочем, нет, они были бы неузнаваемы, если бы не пейзаж, дававший представление о том, где низ, а где верх, о передвижении по местности. Небо – пусть будет так – чёрное, холодное, пустое, лишь где-то вдалеке едва уловимый источник тепла и радиоизлучения – Мардук. Небо несло ужас, опасность: одиночество – Ничто – пустота. Противоположностью неба была Скала: тепло-пища– безопасность. Катя ощущала, как «сам» цепляется за Скалу, льнёт к ней, впитывает в себя. Присутствовало в этой картине и нечто иное: другие, не Сам и не Скала, они ассоциировались с угрозой и представали в форме тепловых фигур, несущих боль и смерть. Чуть позже Катя поняла, хотя и не была в этом совершенно уверена, что тепловые фигуры – не что иное, как уорстрайдеры. Сами же люди почти не выделялись на общем фоне – неясные блики, почти невидимые и неотличимые от неподвижных тепловых источников, которыми, судя по всему, представали в ощущениях ксенов деревья и кустарники. Неудивительно, что ей так легко удалось к ним приблизиться, её просто не заметили, всего-навсего тень в сумерках.
Почему же ксен боится её? Катя была уверена, что именно страх доминировал в том клубке эмоций, который докатился до неё через комель. Возможно, именно страх и только страх она ясно различала и воспринимала. В остальном полной уверенности не было. Но как ни пыталась Катя сосредоточиться на этом вопросе, как ни прислушивалась – ответ не приходил. У неё лишь сложилось мнение, что похититель изо всех сил оберегает и защищает её.
Очень мило, подумала она. Наверное, хочет полакомиться в спокойной обстановке. Катя тут же отбросила эту мысль, сочтя её проявлением мрачного юмора висельника.
«В одном можно не сомневаться, – сказала она себе. – Когда это всё закончится, девочка, ты или навсегда излечишься от клаустрофобии, или будешь всю жизнь пускать слюни на ковёр в госпитале».
Когда это всё закончится? Кто же скажет, как долго её продержат в этой ловушке под чёрным саваном? Ясно только, что запаса воздуха хватит на два часа… при равномерном его потреблении. Последние несколько минут Катя пыхтела и хватала воздух ртом, как вытащенная на берег рыба. Если система жизнеобеспечения автоматически не регулировала содержание углекислого газа и соответственно не меняла состав газовой смеси, то скоро можно самой довести себя до бессознательного состояния.
«Оно должно захотеть поговорить со мной, – подумала Катя, отмахиваясь от неприятных перспектив. – Я пришла, чтобы установить с ними контакт, и – клянусь Господом! – я это сделаю!»
Только не израсходовать воздух до срока.
Мысленные образы, поступавшие из захваченного «нечто», вызывали беспокойство своей схожестью с теми впечатлениями, которыми обменивался «сам» с другим «самим» при непосредственном контакте. Правда, они каким-то странным образом искажались, смазывались, становились не всегда ясными. Хотя, конечно, никакие впечатления не сравнятся с ощущением магнитного поля, электрического потока, химического состава или даже направления.
Самым сильным из всего спектра мыслей-эмоций было чувство-представление тесноты, замкнутости, несвободы, погребённости под давящей массой скалы. «Сам» был удивлен и сбит с толку; у него ощущение безопасности, тепла, жизни обычно ассоциировались именно с состоянием заключённости в Скалу, нахождения в ней. В то же время «сам» чувствовал ещё что-то гнетущее, терзающее, беспокойное – очень похожее на страх.
Страх пребывания в Скале? Страх перед замкнутым пространством? «Сам» не понимал этого, для него подобная ситуация была парадоксальной. Как можно бояться заключённости во что-то? Как можно получать наслаждение от боли? Стремиться в пустоту Ничто? Сам мог бы это понять. «Сам» не понимал. Но он осознавал, что мыслительная мощь Родителя способна воспринять и интерпретировать поступающие образы-чувства этого нечто. «Сам» хорошо сознавал свои недостатки, точнее, знал пределы своих возможностей.
Помимо всего прочего, необходимо передать отчет о том, что произошло, чтобы Сам определил стратегию, способы борьбы, цели. Нужно же что-то делать и с этими странными противниками. Как никогда раньше «сам» ощущал острую потребность в единстве с Родителем и ускорил спуск. Скала становилась всё теплее.
