разобрать тебя на части?
– Моя психодиагностическая проверка не показала ничего плохого, – сказал он. – Я просто… в небольшой депрессии, вот и все.
– В депрессии? В депрессии? Депрессия не вызывает у людей рвоту. И она не превращает близких людей в чужаков.
Он вздохнул.
– Не хотел бы говорить тебе, Катя, но ты не права. Она делает все это и даже больше.
– Аналитик предложил лечение? Он кивнул.
– Он прописал серию сексуальных и расслабляющих ВИР-симов и ежедневные пятиминутные серии внутрилинковых альфа-модуляций. Транквилизаторы, другими словами.
– Хорошо. Отлично. Ты делаешь все это?
Он почти улыбнулся.
– У меня едва ли было на это время, не так ли? В любом случае, я… не думаю, что хотел бы этого.
– Почему, черт подери, нет?
– Потому что я более чем убежден, что в подключении и есть моя проблема. Катя почувствовала озноб.
– Что, ты думаешь, что становишься «нулем»? Это нелепо, Дэв, и ты знаешь это.
«Нулями» называли людей, которые по физиологическим, религиозным, психологическим или этическим причинам не могли принять нановыращенное оборудование цефлинка, которое позволило бы им взаимодействовать с техническим обществом. Они формировали определенную невидимую сеть меньшинства как в Ядре, так и по приграничью Шикидзу.
– Нет, я не превращаюсь в «ноль». Как раз напротив. Я… думаю, что я в своего рода уходе.
Катя попыталась найти нужные слова, но это не получилось. Уход? Она знала, через что бы там ни прошел Дэв, это покрыто оболочкой ксенолинка, раз у него до этого никогда не возникало проблем с подключением. У него всегда была некоторая тенденция к техномегаломании, достаточная, насколько она помнила, чтобы его дисквалифицировали для Гегемонийского Флота, но, кроме редких приступов безрассудства, это, похоже, никогда не воздействовало на него сильно.
Что изменилось?
В этот момент несколько свободных от смены инженеров вошли в комнату отдыха. Катя не хотела обсуждать что-то настолько личное прилюдно, особенно то, что может пошатнуть уверенность персонала эскадры в их военном ОК.
Дэв, очевидно, думал как раз о том же.
– Что ж Катя, – сказал он, поднимаясь с дивана, – я, наверное, пойду, вернусь к работе Хочу быть в подключении, когда «Мятежник» притащит «Доблестного» на орбиту Поговорим об этом позже, если хочешь. Однако должен заверить тебя, что все в порядке. Согласна?
– За обедом, – сказала она ему. – Офицерская кают-компания.
– За обедом. – Он вышел, оставив ее одну у видовой стены.
Но за обедом он не появился. Когда Катя запросила сеть ИИ «Орла», то ей сообщили, что он в тактическом симе, наблюдает за началом работ по ремонту «Созвездия» и «Доблестного». Она оставила сообщение, что будет в комнате отдыха, затем вернулась туда, чтобы устроиться напротив видовой стены.
В комнате было полно народу, когда она добралась туда. Там отдыхала Брэнда Ортиз с несколькими из своих ученых и программными техниками из контактной команды экспедиции.
Катя постояла некоторое время перед видовой стеной, наблюдая за дрейфом морей и облаков ШраРиша. Вдалеке нелепое сборище грузных угловатых форм поблескивало в солнечном свете. Фрегаты были крупнее корветов, но «Мятежник» все еще был прикреплен к своему скакуну, а разобранный «Доблестный» выглядел игрушкой, которую прикрепили к брюху другого корабля.
Действительно ли Дэв пристрастился к цефлинку? Она слышала, что такие вещи случались, хотя обычно это происходило с каким-нибудь бедным малым или девчонкой, которые входили в продолжительную петлю оргазма и сжигали свои центры удовольствия. Такие люди после этого мало на что годились, следовало перепрограммирование памяти и личности, которое включало в себя полную чистку мозгов и записи всего заново.
Она вздрогнула, предпочитая не думать об этом. Что бы там ни преследовало Дэва, это не было похоже на пристрастие к сексу. Дэв упомянул о том, что у него депрессия, но то, что с ним происходило, протекало не так явно, как технодепрессивный синдром. Он все еще мог работать и, в любом случае, не казался поврежденным.
Но как это повлияет на его функционирование в качестве главнокомандующего эскадры? Его может заменить Лиза Кеннеди Хотя Катя ничего против нее не имела, эта женщина была своего рода темной лошадкой.
«Может быть, – подумала она, – это вообще не твое дело Возвращайся на «Трикси», следи за своими солдатами и готовься к высадке. У тебя и так достаточно забот, чтобы беспокоиться по поводу того, что происходит в разболтанных мозгах Дэва».
Но она не могла просто так уйти от него. Она должна помочь. Но как?
– Прекрасно, не так ли?
Катя оглянулась. Брэнда Ортиз стояла рядом с чашкой кофе в руке. Она смотрела на панораму видовой стены, где изогнутая линия горизонта ШраРиша наклонялась в сторону крохотного, пылающего диска Алии А. «Орел» уже перешел границу темной и светлой сторон планеты и теперь падал в ночь.
– Это заставляет задуматься, – продолжила Брэнда, – насколько точны наши представления об истории родной планеты.
– Что вы имеете в виду?
Брэнда кивнула в сторону планеты.
– Все, что мы узнали об этой экосистеме, научило нас лучше понимать нашу собственную. Выходит, что эволюция жизни не настолько разнится, насколько нам казалось.
– Ох, я не знаю, – сказала Катя. Она с удовольствием приняла эту возможность отвлечься, ей просто необходима было занять себя чем-то другим, не то собственные мысли сожгут ее мозг. – Живые экосистемы все еще встречаются очень редко. Иначе нам не пришлось бы так часто проводить терраформирование, как сейчас, верно?
– Да, экосистемы, в которых мы могли бы удобно устроиться, достаточно редки, именно так. Но все, что мы узнаем о жизни как таковой, о том, как она развивается, говорит, что жизнь есть часть естественного порядка вещей. Это не случайность.
– Вы начинаете говорить как детерминисты, – мягко сказала Катя, что бы это не выглядело как вызов, интеллекту Брэнды. Детерминизм был одной из основных более-менее запутанных религий, которые появились среди миров Шикидзу и пытались запудрить мозги ее жителям. Догма, которая в основу свою положила принцип того, что все во Вселенной предопределено и недоступно человеческой воле.
– Первой великой революцией в биологии, – сказала Ортиз поучающе, – была теория эволюции. Второй стала генетика и понимание, что жизнь – не более чем тщательно разработанный порядок мер по защите и передаче ДНК. Третья началась, когда мы осознали, что начало жизни на Земле восходит гораздо дальше в прошлое, чем мы могли себе вообразить. Ископаемые доказательства открыли нам, что жизнь появилась на планете уже через полмиллиарда лет после образования твердой коры. Так?
– Я слушаю.
– Хорошо. Это раннее появление жизни на Земле доказало, что там, где имеется углерод, водород, кислород и азот, сменяющиеся времена года и средняя температура между нулем и сотней градусов по Цельсию, рано или поздно, причем, скорее всего, рано, должна появиться жизнь.
– Подождите, именно этого я не понимаю. Большинство миров Шикидзу были прибиотическими. Без жизни… только строительные блоки, необходимые для ее начала. Я думала, что мысль как раз заключается в том, что жизнь ограничена мирами, которые имели что-либо подобное большому спутнику, чтобы проводить все в регулярном цикле.
Брэнда кивнула.
