автотранспорта, заблокировавшие улицы. Мы разделили ОКБ на несколько походных колонн и установили каждой различные пути следования. Йодль и я остались в лагере со своими непосредственными сотрудниками до самого последнего момента; мой адъютант этим утром специально для нас провел рекогносцировку лесной дороги, проведя нас в широкий объезд вокруг деревень возле Рейнсберга и забитых основных магистралей. Мы выехали в семь часов, оставив следовать за ними только последние подразделения связи и радиостанцию. На следующий день мы узнали от них, что русские патрули, прочесывавшие лес, непременно обнаружили бы нас в лагере, задержись мы там еще хоть на час. К ним в руки попали только грузовик связи и несколько телефонных аппаратов, поскольку их не успели демонтировать.
В эту прекрасную весеннюю погоду мы ехали по узкой, скрытой дороге через густой лес, вокруг селений и деревушек, по направлению к Варену, чтобы встретиться с генералом фон Типпельскирхом и обсудить с ним дальнейшие действия его группы армий.
Я был вынужден
После того как я тщательно проинструктировал Типпельскирха о том, как бы я хотел, чтобы он действовал своей группой армий, он попросил, чтобы его избавили от его начальника штаба; Йодль с готовностью согласился с этим после его ссоры с фон Трота, так что последнего я также приказал уволить.
Мы поехали в наш новый оперативный штаб в Доббин, поместье известного голландского нефтяного магната Детердинга (который умер в 1939 г.).
Когда мы прибыли, то встретили Гиммера; он планировал выехать оттуда со своим штабом рано утром на следующий день, так что предоставленные нам спальные комнаты были тесными и переполненными. Но, по крайней мере, у нас снова была радиосвязь, и мы тут же установили радиостанцию, которая почти сразу начала передавать нам радиограммы. Я получил от фюрера сообщение с его подписью; оно содержало пять вопросов.
1. Где передовые части Венка?
2. Когда они возобновят свое наступление?
3. Где находится 9-я армия?
4. Где 9-я армия будет прорываться?
5. Где передовые части Хольсте?[49]
За ужином я обсудил с Йодлем наш ответ и сам написал первый набросок. Только после продолжительных обсуждений мы передали наш ответ на радиопост для отправки в течение ночи.
Я был откровенно прямолинеен и не пытался приукрашивать всю серьезность сложившейся ситуации и то, что уже невозможно освободить Берлин. Южный фланг группы армий «Висла» слишком далеко развернулся на запад в результате их отступления, поэтому танковый корпус Штайнера был вынужден прекратить свое наступление и прикрывать южный фланг этого корпуса совместно с корпусом Хольсте к северо-западу от Берлина; в противном случае их бы атаковали с тыла или вообще отрезали. Все, что мы знали о 9-й армии, это то, что около десяти тысяч человек без какой-либо крупнокалиберной артиллерии пробились через леса и объединились с восточным флангом 12-й армии. Они не стали особым подкреплением для генерала Венка, поскольку его наступление безнадежно увязло среди озер прямо на юге от Потсдама. В конце радиограммы я написал: «Освобождение Берлина и возобновление доступа к нему с запада невозможно. Предлагаю прорыв через Потсдам к Венку, или, в качестве альтернативы, фюрер должен вылететь на юг. Ожидаю решения».
Ближе к полуночи в Доббин прибыл фельдмаршал фон Грайм, новый главнокомандующий германскими военно-воздушными силами, его правая лодыжка была сильно перевязана; он вылетел из Берлина со своим старшим пилотом Ханной Райч 28-го числа и благополучно приземлился в Рехлине; оттуда он выехал прямо ко мне, чтобы сообщить о произошедших в рейхсканцелярии событиях. Он рассказал мне об отставке Геринга и ее причине – которые я описывал ранее – и добавил, что ситуация в Берлине очень серьезная, хотя фюрер уверен и невозмутим. Он сказал, что у него с ним был долгий разговор, но, несмотря на их старую дружбу, было невозможно убедить его покинуть Берлин. Грайм добавил, что ему поручили связаться и обсудить со мной сложившуюся обстановку. Он должен будет вылететь в Берхтесгаден 30-го числа и там принять командование военно-воздушными силами.
30 апреля мы оставались в Доббине. Ответ от Гитлера так и не последовал; получение моей радиограммы было пословно подтверждено нашему радиопосту, так что в рейхсканцелярии она была принята правильно и передана фюреру. Растолковать отсутствие какого-либо ответа на мое последнее предложение я мог только как отказ.
В четыре часа утра 1 мая мы выехали из Доббина. Я принял горячую ванну и смог поспать на кровати с чистым белым бельем несколько часов. Днем раньше управляющий поместьем эвакуировал все имущество, оставив поместье на одного из дворецких: современная вилла, на которой мы жили, находилась рядом со старым замком – который был переоборудован под бараки для иностранных рабочих, – управлявшимся женой трактирщика даже после нашего отъезда; каждый вечер она раздавала по нескольку бутылок вина, но, я полагаю, русские позднее все равно выпили весь погреб.
Я провел военное совещание в десять часов в казармах в Висмаре, где уже с 29-го числа разместилась действующая рабочая группа, включавшая в себя и военное министерство, и ОКБ. Позднее, во всем этом беспорядке, я принял генерал-полковника Штудента; он прилетел в полдень на самолете. Я проинформировал его о сложившейся обстановке и перешел к стоящим теперь перед ним задачам, подчеркнув важность сохранить порты на Балтике открытыми для наших судов с беженцами и войсками, текшими из Восточной Пруссии. В заключение Йодль обсудил с ним приказы, которые необходимо издать в первую очередь, и то, как он видел их новые многообразные задачи.
Штудент принял командование полным решимости прояснить ситуацию и приглушить преобладавшее неоправданно паническое настроение. Во время нашей поездки в Висмар мы, к несчастью, стали свидетелями ужасных сцен беспорядочных потоков беженцев, конвоев автомобилей и колонн с продовольствием, сквозь которые мы должны были проезжать. Дважды нам самим приходилось выскакивать из машины, поскольку британские самолеты с бреющего полета обстреливали колонны из пулеметов и пушек. Несколько часов подряд мы были зажаты в очереди машин, выстроившихся в две и три линии, и все они стояли друг у друга на пути. Вместе со мной в открытой машине находился замечательный военный полицейский, который своим руководством умудрялся снова и снова вносить хоть какую-то степень порядка в этот хаос и провести нас через него.
В полдень 1 мая мы несколькими раздельными группами въехали в здание штаба, которое было предоставлено на севере Нойштадта для северной группы ОКБ в казармах флота, где для каждого было место для работы, и была полностью установлена радиосеть. Я ожидал встретить там гросс-адмирала Дёница, но был разочарован: он со своим штабом расположился в военно-морской гостинице под Пленом. Я в одиночку выехал из Нойштадта, чтобы встретиться с ним: до него было примерно час езды.
В Плене гросс-адмирал уже проводил совещание с фельдмаршалом Бушем, который командовал прибрежным фронтом от Киля до Голландии, насколько мне помнится. Кроме Буша, я встретил там еще и Гиммлера; он прибыл туда, чтобы попытаться объединить силы с Дёницем. Я совершенно не представляю, каковы были его истинные намерения, но, казалось, он хотел предоставить себя в наше распоряжение для дальнейшей службы и ознакомиться с обстановкой.
Ближе к вечеру в Плен к Дёницу прибыл фельдмаршал фон Грайм со своим старшим пилотом Ханной Райч. Он отложил на день свой вылет на юг Германии, чтобы обсудить с Дёницем некоторые требования военно-морского флота к ВВС. От Ханны Райч я узнал, что по приказу фюрера был расстрелян генерал- лейтенант СС Фегеляйн после того, как он был арестован полицейским патрулем в берлинском ночном клубе пьяным и в гражданской одежде.
Я долго беседовал с Дёницем об этой безнадежной ситуации. Он показал мне радиограмму от Бормана о том, что в соответствии с его завещанием фюрер назначает Дёница своим преемником и что само
