жизни этого могучего человека. И в детстве он был сильнее нас не только в духовном, но и в физическом отношении, и никак нельзя было думать о столь преждевременном завершении его жизни. Были у него пессимистические ноты в наше последнее свидание, но, вероятно, и он сам не думал, что так перетянул пружину».
Второй ценен многими фактическими подробностями:
«Живо представляю в своих воспоминаниях юного, молодого и зрелого Сережу.
Вот он в актовом зале Усачево-Чернявского института читает доклад-лекцию о киевском Владимирском соборе (после нашей экскурсии в 7-м или 8-м классе), так проникновенно-художественно дает образ васнецовской Богоматери, что „туманная“ картина ярко оживает в представлении слушателей.
Вот мы с ним, уже студентами, после посещения Новгорода и Пскова направились в пушкинские места. Железная дорога только до Опочки, а дальше верст 50–60, до Святых Гор, пешком или на почтовых. Двинулись бодро пешком под собственное безголосое пение, особенно помню, марша из „Фауста“ и „Кармен“. Но пылу хватило только до первой почтовой станции Там селя на тройку с бубенцами и к вечеру прекрасного июньского дня были уже у памятника Пушкину. Может быть, у Сережи сохранились фотоснимки этого путешествия? Святые Горы, Михайловское, Тригорское и молодая дружба — незабываемые переживания!
Экскурсии по Волге после окончания коммерческого училища с И. Е. Евсеевым Мы в Саратове, где каким-то вечером попали на представление Вл. Дурова с его зверями. Как заразительно заливался смехом Сережа, когда Дуров вывел поросят с запечатанными хвостами и объяснением „Хвостов (нижегородский губернатор) про хвост (звучало, как прохвост) не велел говорить“.
Вспоминается, как Сережа сердился на Ив. Евс, что он много в Саратове, на улице, пьет в киосках воды. Так же, как и на меня заграницей негодовал за то, что много ем хлеба.
А заграница, особенно Италия, — это сплошное ликование молодости перед природой и искусством!
…Вот какими крепкими узами воспоминаний я связан с моим дорогим другом».
В школьные годы у Сергея Вавилова пробуждается страсть к собиранию редких изданий книг, в частности к коллекционированию трудов классиков естествознания. Чуть ли не с двенадцати лет он становится постоянным посетителем букинистических лавок и палаток Москвы. Его часто можно увидеть в тогдашних «центрах» торговли книжным старьем: на площади Сухаревского рынка, на Моховой улице, у Китайгородской стены.
Многие продавцы подержанных книг раскладывали свой товар прямо на земле. Букинисты хорошо знали стройного черноглазого юношу в мундирчике, воспитанника коммерческого училища, знали его вкусы и помогали приобретать интересуемое Порою в груде книжной макулатуры Сергей обнаруживал жемчужины — редчайшие издания, такие, например, как ценную книгу о знаменитых магдебургских опытах с полушариями Отто фон Герике.
Одно из следствий этой ненасытной страсти — возникновение интереса к истории науки. Пройдет много лет, и рано приобретенное умение находить старинные издания и отбирать из них наиболее важное, существенное, вообще его знание книг очень поможет Сергею Ивановичу в проведении ряда фундаментальных исследований по истории естествознания и физики, в руководстве издательской деятельностью Академии наук.
С большим увлечением Сергей Вавилов занимался также домашним изучением языков, которых не преподавали в училище: вначале итальянского, затем и латинского. Правда, изучать второй язык было и просто необходимо: чтобы получить нормальный аттестат зрелости и иметь право держать экзамен в университет.
Со свойственными Вавилову добросовестностью и стремлением к фундаментальным знаниям юноша так капитально изучает латынь, что впоследствии читает в оригинале и свободно переводит на русский язык написанные на этом языке сочинения М. В. Ломоносова, И. Ньютона и других ученых.
Учеником последнего класса коммерческого училища Сергей Вавилов достает и читает в первом издании «Материализм и эмпириокритицизм» В. И. Ленина.
В своих воспоминаниях он так описывает это событие:
«Сами мы в это время читали… Маркса и Энгельса, Бебеля и Дицгена, эмпириокритические сочинения Карстаньена,[3] Луначарского. Я в 1909 г. купил „Материализм и эмпириокритицизм“ В. Ильина, на книжке даже сохранились мои пометки того времени».
Книга произвела на Вавилова огромное впечатление. Это было его первым знакомством с трудами Ленина.
И вот коммерческое училище закончено. Круг интересов определился.
В многообразий духовного мира вырисовалась и главная цель жизни — физика. Надо добиваться ее.
Наступает осень 1909 года. Сергей Вавилов отдается целиком главному влечению. Выдержав успешно дополнительный экзамен по латинскому языку, он поступает на первый курс физико-математического факультета Московского университета.
Начинается новая страница жизни.
Глава III
ПРОФЕССОРЫ И ПОЛИЦЕЙСКИЕ
Когда Вавилов с трепетом переступил впервые порог старейшего и славнейшего университета страны, он был поражен атмосферой царившей там духовной свободы и товарищества, связывающего студентов и их преподавателей.
Потом он понял, откуда эта атмосфера. В известном смысле она явилась следствием той недолговременной победы, которую одержала русская вузовская интеллигенция в 1905 году. Напуганное размахом революции, проникшей и в стены высших учебных заведений (в Московском университете, например, впервые за всю его историю в аудиториях на сходках встретились студенты и рабочие), царское правительство было вынуждено восстановить так называемую автономию высшей школы. Она заключалась в праве университетов самим выбирать свое руководство: ректоров, проректоров, деканов и так далее. Свободно избранным коллегиям вверялось сохранение порядка в стенах вуза. Когда-то, а именно до
