качества. По мере все более глубокого погружения в бессознательный ум и состояние осознаваемости, мне часто приходилось напоминать себе о том, что необходимо «довериться процессу», «позволить», чтобы осознаваемые сновидения пришли, стать восприимчивым ко всем внутренним циклам и ритмам.
Кроме уравновешивания инь и ян, очевидно, есть еще одно важное качество, управляющее сознательным вызыванием осознаваемого сна. Я охарактеризовал бы его как глубокое ощущение внутренней готовности. Не знаю, должен ли каждый отдельный искатель сознательно ощущать в себе такую внутреннюю готовность. Тем не менее, я пришел к убеждению, что она оказывает решающее влияние на исход каждого конкретного эксперимента. В моем случае такое чувство готовности было вполне осознаваемым и сильным. За несколько недель до начала эксперимента я стал ощущать в себе какие-то легкие, тихие толчки, нечто вроде внутреннего голоса, говорившего мне: «Пора! Пора! Пора начинать!» Такая готовность, по-видимому, присутствует и у тех учеников, которые в конце концов достигают состояния осознаваемого сна, учатся продлевать и поддерживать осознаваемые сновидения и получать многочисленные дары и радости, которые они нам предлагают. Как же у каждого отдельного искателя создается это чувство готовности, сознательной или бессознательной? Пока не знаю. Могу только предположить, что оно тоже — некий дар, поступающий из источника, нам неподвластного и недоступного рациональному пониманию.
Кому-то из моих читателей может показаться странным, что в этой книге я говорю о мистицизме как о чем-то общедоступном. Возможно, многие не верят, что «мистические переживания» или «пиковые переживания» случаются у значительного количества обыкновенных людей. Много раз, в качестве преподавателя или руководителя семинара, я опрашивал своих учеников, прося из поднять руки в ответ на такие вопросы: «У кого из вас бывали видения?» «Кто из вас испытал чрезвычайное блаженство или космический экстаз без применения изменяющих сознание препаратов?» И, как правило, в каждой группе около шестидесяти процентов учеников в ответ на эти вопросы поднимало руки, отвечая «да». Тогда я задавал следующий вопрос: «Кто из вас рассказывал о своих переживаниях, делился ими с кем-нибудь?» Здесь обычно поднимало руки около десяти процентов присутствующих. И, наконец, я спрашивал: «Кто из вас
Меня часто поражала та естественная скрытность, которую многие явно ощущают, разговаривая о своих религиозных или мистических переживаниях. Эти переживания составляют самую сокровенную, чувствительную и тонкую область их жизни и, по правде сказать, я думаю, что мы поступаем разумно, так тщательно ее оберегая. Тем не менее, возможно и даже вероятно, что почувствовав достаточную поддержку, уважение и доверие окружающих, люди будут с большей охотой говорить на эти самые сокровенные темы. Со смирением оглашая эти дотоле глубоко личные сведения, мы вступаем на новую стадию смирения эго. Я уверен, что сегодня многие в душе жаждут такого общения или, может быть, объединения. И мое самое искреннее желание — чтобы моя книга способствовала созданию в современной жизни такой социальной и духовной ситуации, когда все больше людей ищет и находит подобную возможность объединения. Как прекрасно сказал Т. С. Элиот, «Человечество придет к объединению, так или иначе».
Мое глубокое намерение — продолжить эксперимент с осознаваемым сновидением. С большой неохотой из-за ограниченности пространства и времени я вынужден привести эту часть своего повествования к концу. Даже теперь я гадаю, что бы я сказал, доведись мне переписывать свою книгу через десять или двенадцать лет, какие бы новые открытия сделал я за это время — открытия, которые стали бы продолжением этого труда.
Исследуя и оценивая многое из усвоенного в ходе эксперимента, я мысленно возвращаюсь к самому его началу и к более глубоким размышлениям об «истоках», с которых мой эксперимент стартовал. Недавно я увидел еще один осознаваемый сон, который заставил меня снова сосредоточиться на этих вопросах. Тема и главные образы этого сновидения наполняют меня глубоким чувством покоя каждый раз, когда я размышляю о них.
25 апреля 1984 года
Какое-то время нахожусь во сне, после чего вижу свою правую руку. Наклонившись к самой ладони, разглядываю ее очень пристально и тщательно. Думаю, что если вижу во сне руку, этот сон может стать осознаваемым. Теперь вижу обе ладони и повторяю вслух несколько раз: «Я вижу во сне свои руки. Я
Руки постепенно уменьшаются в размере, пока не начинают напоминать мне руки Эрика, когда ему было года четыре. Они очень милые — пухлые, в ямочках — совсем как у младенца. Очень ясно понимаю, что в осознаваемых сновидениях должно быть что-то очень простое, элементарное, чему мне необходимо научиться заново. Мне нужно вернуться к самому началу, чтобы снова все это освоить. Просыпаясь, ощущая множество смешанных чувств и недоумевая, в чем же заключается этот простой урок.
Снова и снова прокручивая в уме все эти темы и мысли, я с изумлением осознал, что когда я начал экспериментировать с осознаваемым сновидением, моему сыну Эрику было четыре года. Возвращаясь в мыслях к тому периоду жизни, я заново пережил все свои волнения, связанные с началом эксперимента. В этом сне
Помню, в книге Скотта Спэрроу, основанной на лекциях Эдгара Кэйса, я прочитал, что главной движущей силой в исследовании осознаваемых сновидений должен быть некий духовный идеал [34, сс. 54- 57]. По мнению Кэйса, такой духовный идеал лучше всего может символизировать одно-единственное слово, и это слово можно использовать как мантру — средство, помогающее удерживать внимание на избранном идеале. Идеалом, который первоначально выбрал я, было слово «любовь». Всегда ли именно любовь побуждала меня к эксперименту? Я вынужден был признать, что ответом здесь будет «нет». Тогда я совершил акт любви к себе: решив не ожидать от себя совершенства или абсолютной последовательности, я простил себя за то, что, возможно, отклонился от идеала, и вознамерился очистить свое первоначальное побуждение, действуя мягко и нежно, раз уж я понял, что сделать это необходимо.
Размышляя о своих «детских ручонках» дальше, я понял, что по-прежнему остаюсь новичком на пути осознаваемого сновидения. В этой области искренний, вдумчивый искатель всегда должен считать себя начинающим, всегда должен «умом новичка» взирать на это измерение жизни, столь загадочное и богатое неисчислимыми возможностями. Еще я вспомнил, что умышленное использование осознаваемых сновидений для развития личности зародилось много веков назад, в духовной и религиозной среде, а именно в тибетском буддизме, где школа медитации, культивировавшая осознанность во сне, получила название «йога сновидений» [12, сс. 215-222]. Эта йога, или путь к единению с божественным началом, — лишь один из множества методов, которые осваивают опытные практики буддийской медитации в процесс развития внутренней жизни. Как широко продемонстрировали труды Патриции Гарфилд, Скотта Спэрроу, Стивена Лабержа и мой собственный эксперимент, это учение, берущее начало в одной из великих религиозных традиций мира, вполне может найти приложение в других религиозных традициях и культурах. Сейчас, когда мы начинаем изучать и исследовать состояние осознаваемого сна в рамках нашей культуры, самое главное — это помнить о его происхождении и изначальной духовной и религиозной природе. Здесь, на Западе, по мере того как все большее количество психологов-профессионалов и экспериментаторов, вооружившись сложным лабораторным оборудованием и научными методиками, будут изучать осознаваемые сновидения, такая память будет иметь все более важное значение. Если осознаваемое сновидение станет
