И Роткель ловко задрапировал шелком плечо Франциски.
Гизела повернула зеркало и в первый раз увидела, что Франциска действительно немного косит — почти незаметно; но, может быть, виновато зеркало? И вот опять можно было убедиться, какие гнусные клеветники живут здесь, в Анатоле: они говорили, что Франциска Маниу косит, как заяц!
— А есть у вас кимоно? — спросила Франциска. Кимоно были слабостью Франциски.
Роткель только улыбнулся в ответ.
— Есть ли у нас кимоно?! — сказал он и поднял на Франциску горящие глаза. — Не потрудитесь ли вы подняться на второй этаж?
Там целый шкаф был заполнен кимоно всех цветов.
— Ах, мне теперь не нужно будет выписывать кимоно из Бухареста! — воскликнула Франциска в восторге.
— Ну, разумеется, это теперь ни к чему: вы сбережете деньги на пересылке и избавитесь от хлопот. И что могут вам прислать? Смею вас уверить, что столичные магазины пользуются всяким случаем сбыть в провинцию залежалый товар. А вы посмотрите теперь наши образцы, примерьте их! Если не понравится — не покупайте.
Полчаса расхаживала Франциска перед зеркалом по розовому плюшевому ковру, то закутанная в красное, как кардинал, то зеленая, как попугай, то голубая, то лимонно-желтая. В конце концов она купила четыре кимоно.
Дебют прошел блестяще. Роткель и Гизела проводили ее до дверей и, разумеется, обещали прислать ей всё на дом. Продавцы и продавщицы низко кланялись.
— Ах, разрешите, — сказала Гизела, — у вас на спине перышко. Верно, пристало на улице. До свидания!
Большего нельзя было и требовать.
Ювелир Рокка не хотел верить своим глазам, когда Франциска вошла к нему; он посмеивался от удовольствия. Франциска купила золотые запонки для мужских манжет и спросила, нет ли у него золотого лорнета.
— Золотого лорнета?.. — Он очень, очень сожалеет. У него есть всё, а золотого лорнета нет! — Но я непременно приготовлю его для вас, в самое ближайшее время, в самое ближайшее!
Аптекарь Воссидло принял ее с тонкой любезностью образованного человека. Он тоже предложил ей выписать для нее духи, которые она просила, так как их у него как раз не было.
— Всегда готов к вашим услугам, ваш покорный слуга!
Теперь она решила хоть раз показаться в земельном банке, — это было совершенно необходимо. Молодые служащие, которые в последние месяцы приехали сюда из-за границы, не знали ее, но, как только она назвала себя — Франциска Маниу! — один из молодых людей опрометью выбежал в коридор, и вскоре в конторе появился сам Марморош, который любезно провел ее в свой кабинет — святая святых банка. Там он немедленно распахнул окно, смахнул сигарный пепел с сюртука и, побеседовав с Франциской, проводил ее до подъезда — самый высший знак внимания, какой выпадал на долю знатных клиентов банка.
В заключение Франциска зашла в табачный магазин и спросила трубку. Теперь она держала себя уверенно и даже несколько надменно. Она купила три трубки, табаку и папирос. Очень довольная своим посещением Анатоля, Франциска возвратилась домой. И Роткель, и Марморош, и все остальные… Нет, ей теперь действительно нечего бояться входить в магазины Анатоля.
Трубки и табак она положила на стол Майеру. Запонки она ему решила преподнести вечером. Затем переоделась по-домашнему: жара была невыносимая! Уходя от Роткеля, она взяла с собой купленное у него ярко-красное кимоно. То-то удивится Фриц! Кимоно было широкое, ей было приятно ощущать свою наготу под тонким шелком. Затем пришел с работы Фриц, грязный и потный. Он поблагодарил за трубки, — ему ведь никогда ничего не дарили. Красным кимоно Фриц был восхищен.
— Какое счастье, что я не индюк! — сказал он. Он пойдет умыться, а потом сейчас же придет опять. Майер был худ и черен как мумия. Работать на вышках в эту жару было тяжело. Он казался теперь еще выше, потому что сильно исхудал за последнее время. Блеск его глубоко запавших голубых глаз стал совсем нестерпимым.
Заядлый шахматист Майер научил этой игре Франциску. Они теперь хорошо познакомились, и им нечего было рассказывать друг другу. Рассказы Франциски о капитане Попеску, о князе Куза и о приключениях ее подруг пришли к концу, а от Эльзы из Бреслау тоже не было никаких новых известий.
За домом находился крошечный садик, величиной с комнату; здесь они часто сидели по вечерам и играли в шахматы; здесь им не так мешал постоянный лязг и стук, доносившийся с вышек. Когда становилось совсем темно, они переходили в комнату Франциски и продолжали играть: играли до поздней ночи, и Майер на другое утро приходил на работу только в девять часов. По утрам он бывал в дурном настроении, зевал и бранился, а Франциска появлялась не раньше двенадцати. Миша, который обычно плохо спал, иной раз и после полуночи видел свет в окнах Франциски, слышал смех и разговоры, а иногда в комнате бывало совсем тихо, но свет горел до утра. Как-то раз Франциска сказала ему:
— За шахматами засиживаешься так поздно, что утром никак не встать!
— Это всё равно что с картами, — ответил Миша: — сидишь и сидишь и никак не можешь оторваться.
Но Франциска теперь хозяйка, она может спать сколько хочет!
Иногда между Франциской и Фрицем происходили споры, точно так же, как это бывает и за карточной игрой. Слышался раздраженный голос Франциски, затем крики Майера; в заключение он бешено хлопал дверью, и тогда наступала тишина. Да, все эти игры — изобретение дьявола, сколько людей погибло из-за карточной игры! Однажды Миша не на шутку перепугался: ставни на окне Франциски распахнулись, и она громко позвала на помощь. Но кто это орет в комнате? Неужели Майер? Миша быстро натянул штаны и, забыв даже сунуть ноги в деревянные башмаки, босиком побежал через двор. Но ставни снова уже были закрыты. Он постучал и спросил, что случилось.
— Ничего, — ответила Франциска из комнаты.
Но почему она так закричала?.. Ей показалось, что ломится вор, и она закричала, но к ней прибежал на помощь господин Майер. Теперь всё в порядке. Ей, наверно, померещилось, ведь вокруг бродит столько всякого подозрительного сброда!
Однако на следующее утро Франциска не показывалась. С перепугу она ударилась головой о шкаф и набила себе такую шишку, что пришлось целый день прикладывать холодные компрессы. Даже через три дня у нее на лице были еще видны синие и желтые пятна.
А с Майером в эту ночь тоже произошло несчастье. Он погнался за вором и наткнулся в лесу на терновый куст; всё лицо его было расцарапано. От этой неудачи он пришел в такое бешенство, что вообще не говорил ни слова и не отвечал на вопросы. Вечером он надел крахмальный воротничок и шляпу — боже мой, до сих пор никто еще не видел Майера в шляпе! — и ушел в город. Вернулся поздно, после полуночи, и хлопнул дверью. Так повторялось четыре вечера, пока наконец его гнев не утих.
Опять они играли в шахматы в маленьком садике. Миша часто стоял и смотрел, как долго они думают, прежде чем двинуть какую-нибудь фигуру. А молодой господин Грегор, тот вовсе не показывался в усадьбе…
XXIX
Что такое творится с Янко? Роза наблюдала за ним исподтишка. Он был рассеян и чем-то мучился. Иногда пытался шутить, говорил всякие глупости, но ее не обманешь. Он, как актер, имитировал самого себя в веселом настроении, но это ему плохо удавалось. Роза страдала. Еще недавно Янко клялся поехать вместе с нею в Париж.
Янко проводил дни большей частью дома, — его редко видели в городе; он ходил взад и вперед по своей голой комнате с выбеленными ставнями и курил одну папиросу за другой; окурки он бросал в старый цветочный горшок. А затем часами лежал на постели и смотрел в потолок. Его уверенность вдруг совершенно исчезла. Однажды он проснулся и почувствовал, что веры в начатое дело у него нет. Все свои деньги он поставил на одну карту и ни секунды не сомневался, что выиграет. Несколько дней назад он отдал Ледерману последние две тысячи крон; у него осталось еще несколько сот, и это было всё. Ах, если бы Жак вернулся несколькими неделями раньше! Вечером Янко пошел к цыганке, чтобы она погадала ему на картах. Карты были благоприятны, как всегда предсказывали успех, и как всегда там был какой-то брюнет, которого
