Впрочем, на стенах висели не только снятые на фотопленку кадры из фильмов, но и рыбьи чучела — добыча рыболова-cпортсмена: огромная самка лосося, несколько барракуд с приоткрытыми челюстями, усеянными страшными зубами, а также марлины и меч-рыбы, которых природа наградила не менее внушительным оружием. Книжные полки были превращены в своеобразные витрины для фотографий, правда, уже иного рода — Скиннер на рыбалке, Скиннер со своими трофеями и т. п., — и для сияющих золотых кубков.
Сняв с полки один из них, хозяйка взвесила его на руке.
— Да, Уолт Скиннер был подобен Измаилу в его лучшие годы, — сказала она. — Когда Уолт стал слишком стар, чтобы ловить барракуд, он принялся ловить в свои сети молодых блондинок. — Старушка приподняла седую бровь. — Которые, кстати говоря, немногим лучше барракуд. Я уверена, что, будь его воля, Уолт с удовольствием развесил бы по стенам и снимки подцепленных на крючок шлюшек. Для него это тоже была спортивная рыбалка, только несколько иного рода. Должна отметить, однако, что шлюшки обходились ему дешевле, чем барракуды и марлины.
— Дешевле? — переспросил Мартинес.
— Я вижу, вы никогда не арендовали рыболовный катер.
— Нет, мэм.
— Вы платите за аренду, платите капитану, платите за дорогу до места рыбалки, закупаете продукты, тратите деньги то на одно, то на другое... По сравнению с этими расходами то, что Уолт спускал на своих потаскушек, — просто семечки. — Хозяйка глубоко вздохнула. — Ну что, детектив, достаточно? Мне кажется, вполне.
— Как скажете, мэм.
— Если хотите, я могу показать вам спальни. Но до них далеко идти, да и смотреть там особенно нечего.
— Не стоит беспокоиться.
— Там только спальни — моя и Уолтера и еще одна свободная комната на случай, если в городе оказывается наша дочь с зятем или кто-нибудь из внуков. Их у меня трое. — Лицо старушки оживилось. — А теперь у меня есть и правнучка. Первая правнучка. Ее зовут Эшли.
— Это замечательно.
— О, она такая милая. — Лицо Аделаиды Скиннер внезапно погрустнело, по ее щеке скатилась слезинка. — Уолтер обожал малышку. Он был очень любящим дедом и хорошим отцом. Да и мужем неплохим. Мне кажется... — Она взглянула на потолок. — Мне кажется, ему просто очень не хотелось становиться стариком. Пойдемте, я покажу вам мою комнату.
И хозяйка повела Мартинеса в обратную сторону. Комната Аделаиды Скиннер, судя по всему, когда-то служила обитателям дома в качестве столовой. Стены, обитые тканью, украшали старомодные, написанные маслом пейзажи в серебряных рамках. Плюшевые диваны, кружевные покрывала, атласные подушечки. Стулья с чересчур толстыми и мягкими сиденьями. Маленькие чайные столики, покрытые салфеточками. Обтянутые плиссированной тканью абажуры с бахромой по краям, разнообразные безделушки и горшочки с сушеными лепестками растений, испускающими пряный аромат, в котором преобладал запах корицы. Мартинесу почему-то пришло в голову, что эти горшочки поставлены здесь специально, чтобы заглушить доносящуюся с улицы вонь удобрений.
— Давайте побеседуем в этой комнате, — предложила Аделаида Скиннер, опускаясь на стул. — Вы не против?
— Нисколько, — ответил Мартинес и замешкался, ища взглядом, куда бы присесть.
— Садитесь вот сюда, — сказала хозяйка, указывая на диван пальцем, похожим на высохшую веточку. — Диван вроде крепкий. Раз внуки скакали по нему двадцать лет и ему ничего не сделалось, — значит, его вполне можно назвать крепким.
Мартинес опустился на подушки, которые так сильно подались под весом его тела, что ему пришлось сделать усилие, чтобы сесть прямо.
— Очень мягко, — заметил он.
— Пружины совсем износились. То, что не смогли сделать внуки, доделало за них время. Могу я предложить вам чашку чая?
Аделаида Скиннер взяла с одного из покрытых салфетками столиков колокольчик и с силой встряхнула его. Через минуту в комнату вошла худенькая молодая женщина в белом халате и белой медицинской шапочке — вероятно, сиделка.
— Да, миссис Скиннер?
— Два чая, Ники. И принеси печенье — то, вкусное, из сдобного теста.
Ники кивнула и исчезла за дверью.
— Ну, разве это не забавно? — улыбнулась хозяйка. — Совсем как в фильме «Старушки и мышьяк».
— Надеюсь, все же не совсем так, — нервно улыбнулся Мартинес.
На лице Аделаиды Скиннер появилось озадаченное выражение, а затем она рассмеялась.
— Нет, нет, нет. Я имела в виду другое. А то, о чем вы говорите... нет, это было бы уже слишком.
Наступило молчание, которое в конце концов прервал детектив.
— Я в самом деле от души сочувствую вашему горю, — сказал он.
— Да. — Глаза хозяйки снова увлажнились. — Я любила Уолтера. Я, видите ли, не злопамятна. Если бы я почаще вспоминала о плохом, возможно, не тосковала бы так по всему хорошему, что было в моей жизни. — Губы Аделаиды Скиннер задрожали. — Я действительно любила Уолтера, несмотря на все его недостатки и грешки.
— Понимаете, — Мартинес откашлялся и продолжил: — Тот мерзавец, который сделал такое с вашим мужем... и со всеми остальными...
— Харлан Манц. — Лицо Аделаиды стало жестким. — Кто он, этот... этот...
— Мы сейчас как раз и выясняем. — Мартинес достал из кармана фотографию. — Я знаю, что это, наверное, будет для вас нелегко. Но не могли бы вы взглянуть на его фото?
— Зачем?
— Мне бы хотелось выяснить, не приходилось ли вам видеть этого человека раньше.
И Мартинес протянул снимок хозяйке. Та взяла его и поднесла к глазам.
— Не приходилось ли мне видеть его раньше? — Оторвав взгляд от фотографии, она посмотрела на женщину в белом халате, которая в этот момент вошла в комнату с подносом в руках. — А, вот и Ники. Какой сорт чая ты заварила, милая?
— «Чамомайл». Он еще не совсем заварился. И очень горячий. Не обожгите губу, как в прошлый раз.
— Так-так. — Брови Аделаиды Скиннер сошлись на переносице. — А где же сдобное печенье?
— Вам его нельзя, вы ведь на диете. Я принесла бисквиты.
— О, боже! — Старушка взяла с тарелки твердый бисквит и откусила кусочек. — У него вкус картона. Нет, я не могу угощать этим людей.
— Я вовсе не голоден, — вставил Мартинес. — Мне будет вполне достаточно одного чая.
— Он горячий, — снова предупредила Ники, наливая напиток в чашки. — Миссис Скиннер любит горячий чай.
— Чай следует пить только горячим, — с нажимом произнесла Аделаида.
Прихлебывая ароматный «Чамомайл», Мартинес уговаривал себя не торопить события. Они поболтали с миссис Скиннер на отвлеченные темы — о чае, о бисквитах, о сдобном печенье и о погоде, — после чего он, наконец, решил, что пора приступать к делу.
— Итак, что вы скажете? Приходилось вам видеть Харлана Манца раньше?
Аделаида снова поднесла фотографию к глазам.
— Пожалуй, его лицо мне немного знакомо, однако... Я знаю, что уже немолода, но с головой у меня пока все в порядке. Не думаю, чтобы я когда-нибудь встречалась с человеком по имени Харлан Манц.
— А с человеком по имени Харт Мэнсфилд?
Старушка нахмурила брови.
— Странно, но это имя мне почему-то кажется знакомым.
