серовато-белыми и такими тонкими, что я мог пробить любую из них кулаком. Окна выходили на грузовой двор расположенного по соседству аптечного склада. Потолок был обклеен пенопластовыми панелями, верхний свет отсутствовал. Одна из девушек предложила мне свою запасную галогенную лампу. Я спросил, когда можно будет въехать. Девушки оживились. Близился день внесения квартирной платы, и они были рады поскорее заменить прежнего, совсем недавно съехавшего постояльца. Назвать причину, по которой он съехал, девушки не потрудились, а я – поскольку спешил вселиться – не потрудился о ней спросить.
И очень скоро был за это наказан. Джессика, Дороти и Келли казались девицами кроткими и мягкими, да по большей части такими и были. Уборную они содержали в чистоте, о какой я и мечтать-то не смел. Они задали мне несколько вежливых вопросов и по-девичьи попискивали, пока я описывал им Альму. Телефонные разговоры с родителями они вели по-корейски и по-вьетнамски. Миниатюрные, миленькие, хорошенькие, они могли бы быть воспитательницами детского сада, если бы не перемена, которая происходила с ними при наступлении темноты. Тогда все три обращались в истошно вопивших нимфоманок.
Мужчина я далеко не мелкий. Однако те мужики, которых девушки приводили в дом, были чем-то просто-напросто фантастическим. Больше всего они походили на быков бельгийской породы. Когда я сталкивался с одним из них в коридоре, мне приходилось, чтобы дать ему пройти, вжиматься в стенку. Все густо мазались кремом «Голд Бонд», все заливали мочой сиденье унитаза, все бесстыдно разгуливали по квартире в мизерных эластичных трусах, заляпанных подсохшей спермой. Один такой бегемот, выбравшись из ванной комнаты и увидев меня, ссутулившегося у двери в ожидании возможности принять душ, ухмыльнулся:
– Чтоб я сдох, братан. Визжать эти бабы умеют.
– Простите, – промямлил я.
В дневное время девушки казались такими благопристойными. Интересно, что они говорили по- корейски и по-вьетнамски своим родителям? «Дорогие мама и папа, должна сообщить вам, что схожу с ума по пенису моего полузащитника»? Я уже заплатил за месяц вперед и съехать отсюда мог, либо возвратившись к Дрю, либо попросив у Альмы аванс, – а здравый смысл и чувство собственного достоинства запрещали мне и то и другое.
И потому я лежал в только что снятой мной комнате, на моем новоприобретенном надувном матрасе, вцеплялся в мои новоприобретенные хлопковые простыни, слушал оглушительные вопли, которые издавали в припадках животной страсти мои новообретенные соседки, и меня мутило. Спал я урывками, в промежутках между затяжными восторгами Джессики, Дороти либо Келли. Я попытался прибегнуть к ушным затычкам, однако ощущение, которое они создавали, дурно сказывалось на моих нервах – мне казалось, будто я начал тонуть да и заснул. К тому же картины происходившего в жалких десяти футах от меня пустили в моем мозгу такие глубокие корни, что спустя недолгое время я уже слышал вопли девушек постоянно, даже когда знал, что остался в квартире один. Каждую ночь за стеной начинали стенать кроватные пружины, и я обращался к стоявшей на моем подоконнике половинке головы с мольбой об отсрочке. Вот что бы сделал на моем месте Фридрих?
Альма спросила, не заболел ли я.
– Не хочу лезть не в свое дело, – сказала она, – но невозможно же не заметить, что с вами происходит что-то неладное.
Разумеется, ее вопрос был вежливой констатацией того факта, что выгляжу я так, точно меня трактор переехал. Я был измотан, утратил способность сосредотачиваться на чем бы то ни было. А в тот день чувствовал себя в ее присутствии особенно неуютно из-за кошмара, который приснился мне накануне и никак не шел у меня из головы.
Дело происходило в главном читальном зале «Уайднера». Альма уселась, улыбаясь, напротив меня.
– О чем поговорим сегодня, мистер Гейст?
Я ответил, что сегодня ни к каким разговорам не готов.
– А, – отозвалась она. – В таком случае давайте закончим наши дебаты.
После чего она разделась и мы стали любить друг дружку.
Самым странным – хотя что же не странно в снах? – было то, что лицо ее осталось прежним, но тело оказалось совсем молодым. Вернее сказать, в моем сне она словно колебалась между старостью и молодостью: кожа ее обвисала и вновь становилась упругой; сила то нарастала, то убывала. Ее духи, которые обычно представлялись мне приличествующими пожилой даме, обрели какой-то сырой, мускусный оттенок. Она начала стонать, поначалу тихо, потом все громче и громче, и все вокруг заходило ходуном, с полок посыпались книги, стулья стали качаться, а читальный зал завращался, набирая все большую скорость, стены его вздувались, он кружил и кружил, как центрифуга, пока в один расколовший все миг доски, бумаги и наши тела не полетели в бесконечную пустоту, оглашаемую ее воплями.
И теперь, сидя напротив реальной Альмы, я пытался избавиться от этих картин.
Я сказал ей только, что новые мои соседки далеко не идеальны, что я ищу другое жилище. Она покивала, но промолчала, и я решил, что эта тема закрыта. Однако неделю спустя она спросила, как продвигаются мои поиски. Я ответил, что свободных комнат сейчас очень мало.
– Вот закончится семестр, тогда мне, глядишь, и повезет.
– Не слишком ли долго придется вам терпеть неудобства?
– Ну, выбора у меня все равно нет.
– Выбор есть всегда, – сказала она. – Если вы не против, я могла бы предложить вам одно решение.
– Я весь внимание.
– Живите здесь.
– Прошу прощения?
– В глубине дома имеется свободная комната. Если хотите, можете ее занять.
Я улыбнулся:
– Вы очень добры.
– Разумеется.
– Да, но… и позвольте прежде всего сказать, что я очень, очень вам благодарен… но принять ваше предложение я не могу.
– Почему же?
– Потому что… ну, просто не могу. Вы невероятно добры. Правда. Я очень это ценю. Но не могу же я вот так взять и переехать к вам.
– Разумеется, можете.
Обмен такого рода репликами продолжался несколько минут.
– Послушайте, это очень соблазнительно. – Не знаю, по какой причине, но я что было сил старался придумать какие-нибудь возражения. – Но поймите, я же не в состоянии платить вам настоящую цену.
– Так живите бесплатно.
– Абсолютно не…
Она подняла перед собой палец:
– При условии выполнения вами определенных обязанностей.
– Например?..
– Вы будете продолжать беседовать со мной. Кроме того, возможно, я стану время от времени давать вам небольшие поручения. Передвинуть что-нибудь тяжелое, к примеру. Если в этом возникнет нужда.
– Мисс Шпильман…
– Мистер Гейст. Прошу вас. Перестаньте разводить антимонии.
Я ненадолго задумался.
– Не знаю. Я как-то… ну ладно. Но постойте. А как же ваше здоровье?
– Я уже говорила вам: мое состояние болезненно, но не опасно. Можете, если хотите, проконсультироваться с моим врачом. Она заглядывает ко мне раз в два месяца. Мое здоровье будет ее заботой, не вашей.
Несмотря на все уговоры Альмы, мне трудно было поверить, что она не надумала использовать меня в каких-то более существенных целях. Обращаться в прислугу мне не хотелось. А затем я сказал себе: не
