уже в процессе работы, он еще несколько раз прибегал к их услугам, а в деле Мясника доктор Бен Давид оказал ему весьма серьезную помощь.
Но все это уже в прошлом.
Пытливый, оценивающий взгляд синих глаз – вовсе не холодных, какими они наверняка могут быть.
У детектива глаза зеленые, и блестят почти болезненно. Интересно, что испытывает подозреваемый, когда Стерджис смотрит на него в упор?
Двое таких разных людей, и все же у них приличный опыт работы в одной упряжке, да еще с очень неплохими показателями.
Друзья, если верить информации.
Приверженец однополой любви и обыкновенный гетеросексуал.
Интересно.
До него Даниэл знал только одного полисмена-гея, и то не слишком хорошо. Тот занимался центральным регионом страны. Ничего женственного в нем не было, никаких специфических ужимок – но он ни разу не был женат, не общался с женщинами, а сослуживцы, знавшие его еще по армии, рассказывали, что как-то ночью он отправился на пляж в обществе другого мужчины.
Полицейский из него был так себе, не лучше, но и не хуже других. Никто особенно его не допекал, но коллеги все же заметно сторонились. Даниэл понимал, что карьеры тому не сделать.
Как и Стерджису.
Подобные аспекты жизни человека для Даниэла были весьма абстрактными, лишенными какой-либо морально-нравственной или религиозной подоплеки.
Свои отношения с Богом Даниэл считал делом глубоко личным, а поэтому его нисколько не беспокоило поведение окружающих, если только оно не ущемляло его собственную свободу или свободу его семьи.
Семья... В Иерусалиме сейчас утро, но еще слишком рано, чтобы тревожить Лауру телефонным звонком. Как многие люди искусства, она вела преимущественно ночной образ жизни, долгие годы борясь со своими, внутренними часами, чтобы выкроить время для воспитания детей и общения с мужем. Теперь, когда дети уже подросли, Лаура берет реванш: до рассвета набрасывает эскизы, пишет, читает, потом спит и поднимается с постели только к восьми-девяти вечера.
И при этом мучается комплексом вины: иногда Даниэлу с трудом удается убедить ее в том, что он с удовольствием сам приготовит себе кофе.
Поджав колени, Даниэл закрыл глаза и представил себе белокурые волосы, мягко обрамлявшие прекрасное лицо спящей жены. Последний раз он поцеловал ее уже на ходу, торопясь в штаб-квартиру.
Она потянула к себе его голову для поцелуя и тут же оттолкнула ее.
Губы прижаты к губам, ее рот уступает, поддается, язык касается языка.
Открыв глаза, Даниэл обвел взглядом пустую комнату.
Квартира в Иерусалиме выглядит совсем иначе, там буйство красок – картины Лауры, яркие бантики, рисунки ее друзей.
Друзей-художников, с которыми так редко удавалось перекинуться словом.
Кисть, обмакнутая в кровь...
Что бы о такой живописи сказала Лаура?
Кроме самых общих фактов, он никогда ей ничего не рассказывал.
И это прекрасно себя оправдало за двадцать лет их совместной жизни.
Двадцать лет. По сегодняшним меркам – вечность.
Растворить свое "я" в чужом, слить два в одно.
Сделать должное.
Хорошо бы знать, что в этом деле является должным.
Глава 28
Утром по дороге в университет я вспомнил, что звонка от Хелены так и не было.
Ладно, самоубийство можно на время отложить в сторону. Работы и так хватает.
Я включил компьютер и проверил все доступные базы данных. Нашел достаточно информации, но в ней евгеника никоим образом не соприкасалась с убийством.
В библиотеке, набрав кипу журналов, попробовал отыскать «Утечку мозгов», числившуюся под рубрикой «Оценка интеллекта». Из трех имевшихся в фонде экземпляров на полке остался один, зажатый сборниками психологических тестов. На соседнем стеллаже я заметил тонкую брошюру под названием «Наука наизнанку: правда об „Утечке мозгов“» и прихватил ее тоже. Уселся в тихий угол, принялся листать страницы в надежде увидеть хоть какое-то упоминание о DVLL.