Харлей выразительно посмотрел на ремень.
— Вы купили его, чтобы с нами подружиться, или еще зачем-нибудь?
— Я купил его, потому что он мне понравился, — ответил я. — Но я не против и подружиться. Что вы помните про Швинна?
Харлей нахмурился:
— Когда он здесь работал, он был самым настоящим отбросом. Что с ним случилось?
— Вы его видели с тех пор, как он перестал у вас работать?
— Может, один раз видели, — ответил он. — А может, нет. Если он и приходил, то скорее всего с женой… верно? — Еще один вопрос в адрес Костюма.
— Наверное.
— А в чем дело? — спросил Харлей. — Что он натворил?
— Ничего. Всего лишь внутреннее расследование. — Я почувствовал себя ужасно глупо, если не сказать — преступно. Но если Майло может рисковать и нарушать правила, значит, могу и я. — Итак, мистер Швинн работал здесь пару лет назад?
— Совершенно верно, — презрительно улыбнувшись, ответил Харлей. — Если это можно назвать работой.
— А что, нельзя?
— Приятель, — сказал он и облокотился о прилавок, — я вот что вам скажу: это был подарок. Ему от нашей мамы. Магазин принадлежит ей. Он жил в квартале отсюда, в «Счастливой ночи». Мама его пожалела и позволила у нас убирать, и даже кое-что платила.
— Мотель «Счастливая ночь»? — спросил я.
— В квартале отсюда.
— Значит, ваша мать его пожалела, — повторил я.
— У нее доброе сердце, — сказал Харлей. — Правда, Роджер?
Костюм кивнул, затянулся и усилил звук Тревиса Тритта. Великолепный голос певца звучал исключительно жалобно. Меня он убедил.
— У Швинна были друзья? — спросил я.
— Нет.
— А как насчет Мардж — той женщины, что вышла за него замуж?
— Она иногда приезжает за кормом, когда у нее заканчивается запас того, что она покупает оптом, — ответил Харлей. — Да, она вышла за него замуж, но это означает, что она стала его женой, а не другом.
— Мардж познакомилась с ним здесь, — сказал я.
— Наверное. — Харлей нахмурился. — Ее я тоже довольно давно не видел.
— Может, она заказывает корма через Интернет, как и многие другие, — предположил Роджер. — Нам приходится с этим мириться.
— Да уж, — равнодушно поддержал его Харлей. — Слушайте, ну все-таки почему вы о нем расспрашиваете? Он что-то сделал?
— Нет, — ответил я. — Он умер. Упал с лошади несколько месяцев назад.
— Понятно. Она про это не говорила. Мардж не говорила.
— А когда вы видели ее в прошлый раз? Харлей посмотрел на Роджера.
— Когда я видел ее в прошлый раз? Роджер пожал плечами:
— Четыре или пять месяцев назад.
— Большинство здесь заказывают все, что им нужно, у поставщиков, — сообщил Харлей. — И по Интернету. У нас дела идут не так чтобы очень.
— Итак, Мардж была тут после того, как Швинн умер, но ничего про его смерть не сказала.
— Видимо… но поклясться не могу. Слушайте, я точно не помню.
Роджер снова пожал плечами.
— Мардж вообще не слишком разговорчивая. Точка. Тревис Тритт получил свою порцию аплодисментов, и
его сменила Пэм Тиллис, которая принялась рассказывать про «Неприступную королеву».
— Речь идет о наркотиках или что-нибудь вроде того? — спросил Харлей.
— А почему вы спрашиваете? Харлей заволновался.
— Вэнс имел в виду, — ответил за него брат, — что «Счастливая ночь»… ну, про нее все знают. Люди туда селятся, а потом уезжают. Хотите оказать нам услугу? Уберите их оттуда. Наш квартал когда-то был приличным местом.
Я оставил машину на парковке около магазинчика, а сам отправился пешком к мотелю. Серое здание на двенадцать номеров, оштукатуренное и выстроенное в форме буквы «С», имело внутренний дворик и выходило на улицу. Дворик был выложен потрескавшимися кирпичами и выглядел так, будто никто не предполагал, что сюда будут заезжать машины, однако я увидел четыре грязные малолитражки и такой же грязный грузовик с кузовом, накрытым брезентом. Контора располагалась справа — крошечная квадратная каморка, где пахло потом, как в спортивном зале; там сидел молодой бритоголовый испанец в расшитой стеклярусом голубой ковбойке с кроваво-красным кантом. Впрочем, жирные кляксы под мышками и россыпь пятен цвета кетчупа на груди несколько портили впечатление от столь грандиозного образца портновского искусства. Поверх рубашки красовался тяжелый железный крест на стальной цепи.
Когда я вошел, у двери звякнул колокольчик, парень посмотрел на меня и тут же взглянул под конторку. Чисто инстинктивно. Видимо, проверил, на месте ли пистолет. Или хотел показать, что он вооружен. Надпись на стене у него за спиной гласила: «Только наличные». Чуть ниже то же самое по- испански. Парень не пошевелился, но глаза у него забегали, а левое веко начало дергаться. Скорее всего ему было года двадцать два или три, и он еще вполне мог выдержать пару лет всплесков адреналина и скачков давления.
Я показал ему свой жетон, и он покачал головой. На конторке лежал комикс — черно-белые фотографии, а под ними короткие подписи, получалась история, рассказанная просто и доступно. Глядя на них наоборот, я все-таки сумел прочитать «sexualismo» и «con passion».
— Ничего не знаю, — проговорил парень с сильным акцентом.
— Я еще ничего не спросил.
— Ничего не знаю.
— Повезло тебе, — сказал я. — Невежество — это благословение.
Он тупо посмотрел на меня.
— Пирс Швинн, — продолжал я. — Он здесь жил. Никакого ответа.
Я повторил имя.
— Ничего не знаю.
— Старик. Белый, седые волосы, седая борода. Ничего.
— Он работал в магазине Рэндалла. Непонимающий взгляд.
— Магазин Рэндалла «Одежда для ковбоев», в квартале отсюда.
— Ничего не знаю.
— Тебя как зовут?
— Ничего не… — В карих глазах зажглось понимание. — Густаво.
— Густаво, а дальше?
— Густаво Мартинес Райес.
— Ты говоришь по-английски, мистер Густаво Мартинес Райес?
Он молча покачал головой.
— А кто-нибудь здесь говорит?
— Ничего не зн…
Ничего не скажешь — настоящий мастер-детектив. Но я ведь уже здесь, почему бы не побывать еще раз в Оджае — зайти в магазин, где Мардж купила голубые альбомы — «О'Нил и Чапин»… рядом с
