компании. Если у него есть компания. Сказал, что есть. Не уверен.
Мать-размать, да уж если на то пошло, в чем же их, мудаков, и винить-то.
Минут через десять старина Моррис приносит от бара виски и, пробормотав: «от Алекса», исчезает.
Это, надо полагать, Алекс Дункан. Еще один собутыльник. Интересные штучки, если это Алекс, че ж он сам-то не подошел, вместо того чтобы полстопки прислать.
Ну, скажем, так: ты видишь, как в бар входит малый, про которого говорили, что он ослеп. Ходили такие слухи. Ты-то знал его не слепым, ну то есть он не всегда такой был, не все то время, что ты с ним знаком, раньше он видел не хуже прочих. Опять же, поговаривают, будто у него нелады с фараонами. И, значит, из-за всего, что ты слышал, тебе не очень-то интересно, чтобы тебя увидели в его компании. А с другой стороны, сердить его тебе тоже не с руки, не важно уж, по какой такой причине. Ну хорошо, ладно, ты вроде как знаешь – ему неизвестно, что ты здесь, в пабе; то есть это если он и вправду ослеп – он же тогда ни хрена увидеть не может. Так-то оно так, но ведь ты ж в этом не уверен, а рисковать тебе неохота, вот ты и посылаешь ему выпивку. Просто для верности. И надеешься, что он подумает так: Ага, ладно, Алекс прислал мне выпивку, а сам не подошел, значит, впутался во что-то, иначе подошел бы, так что все у нас путем, все вроде нормально. Да только какое уж там нормально. Понимаешь, о чем я? Потому ты и сидишь, гадаешь, чего это он не подошел, не поздоровался. Правда, может, у него там тоже своя компания или еще чего.
Сэмми отхлебывает виски. Что-то никто в домино не играет, стука не слышно. По пятницам тут, бывает, сразу три игры идут. Есть тут пара ребят, помешанных на этом деле. Сидишь себе, играешь и вдруг слышишь шепоток, оказывается, какой-то дрочила поставил на тебя полета фунтов. Сэмми играл часто, ему это нравилось. Да и вообще ты в этих делах был мастак. Некоторые здорово играют в шахматы. Он, когда первый срок тянул, тоже в шахматы играть насобачился, но с этими ребятами ему и тягаться-то нечего! Совсем другая игра. В крытке часто рассказывали, что настоящий чемпион мира это вовсе не один из тех мудаков, которых по ящику показывают, настоящий в долбаной тюряге сидит. Можешь не сомневаться. В какой тюряге-то? Да в любой, на хер, ты давай, на хер, выбирай, в какой руке.
Вообще-то в домино он, может, и сейчас смог бы сыграть. Там же эти пятнышки на фишках, чем тебе не брайль. Так что попробовать можно. Но только не здесь! тутошние ублюдки как начнут мухлевать, так сразу тебя и сделают, они еще и в очередь выстроятся, чтобы поживиться на твой счет! А, ладно, не трыньди; не такая уж они и сволота.
И все-таки лучше играть с другими незрячими. Хотя и с ними как ты проверишь, что происходит? кто что выставляет? Что же, каждый мудак так и будет все фишки ощупывать? Нет, тут понадобятся особые правила. Судья понадобится, чтобы ходы записывал. А как, на хер, он их записывать будет, если тоже ни черта не видит? Это ж хрен знает какая неразбериха получится. Вот шахматы, там да, там совсем другая история. Потому как в шахматах важны только будущие ходы, а те, что уже сделаны, они уже сделаны, все уже на доске, на их счет волноваться нечего, важно, что дальше будет. Прежние ходы и помнить-то не обязательно. Хотя кто его знает, может, и обязательно. Кто-то неподалеку препирается по поводу бокса; неприятно, не так чтобы прямо над ухом, но достаточно близко, чтобы слышать обрывки разговора. Сэмми пытается вслушаться, нет, его только зло берет, так что он это дело бросает. Потом кто-то подходит к нему. Сэмми ждет; снимает руку с кружки, сдвигает ее к краю стола.
Привет. Привет, Сэмми.
Это ты, Тэм?
Ага.
Ну точно; господи, а я-то думаю, кто это тут…
Ты как, в порядке?
Да, Тэм, да, справляюсь. Сам-то как?
Нормально.
Я так и думал, что встречу тебя; надо бы поговорить… Не присядешь?
Тэм, помявшись, садится.
Что пьешь?
Сейчас, принесу… Тэм снова вскакивает. Сэмми слышит, как он отчаливает. Проходит несколько минут, прежде чем Тэм возвращается; теперь он говорит вполголоса: Это что, навсегда? говорит он; глаза и все такое?
Трудно сказать, Тэм.
Совсем ничего не видишь?
Совсем.
Охереть можно.
Слушок-то уже прошел, а?
Да…
Всегда удивлялся, как это получается, хотя, сам понимаешь! Сэмми улыбается. Прям как будто какие- нибудь долбаные почтовые голуби разносят!
Да, знакомо. У доктора-то был?
Повидался нынче утром с мудилой… Сэмми пожимает плечами, проглатывает то, что осталось в стопочке, немного отхлебывает из второй. Твое здоровье, говорит он.
Ага.
Мог бы с таким же успехом и дома остаться; гребаный козел, друг, я с ним поцапался под конец. Ну, просто надо было к нему сходить, УСО и все такое. Иначе я бы ни хрена и с места не сдвинулся; пустая трата времени. У них все схвачено, Тэм, ты же знаешь, как эти дела делаются.
Противно, сил нет.
Вот тут ты охеренно прав. Сэмми лезет в карман за табаком.
Держи. Тэм дает ему сигарету.
Ногу в последнее время не видел?
Нет, последний раз когда с тобой. А что, он тебе нужен?
Да не так чтобы очень. Господи, ты тогда правильно сделал, что отвалил, мы с ним нарезались до соплей; с ума можно сойти. У меня вся суббота из памяти выпала. Хрен его знает, где нас носило. Полная дичь. Ты нас потом не видел, а?
Нет.
Я думал, может, мы здесь приземлились.
Может, и так. Ты у Морриса спроси.
Да… хотя иногда лучше и не выяснять ничего; понимаешь, не будить спящих собак.
Может быть, может быть.
Кругом сплошные напасти. Еще и Элен куда-то, на хер, пропала.
Элен?
Да, ни слуху ни духу. Сгинула, на хер, друг, я ее уже неделю не видел; хрен ее знает, куда она подевалась. Такая моя везуха! Сэмми покачивает головой; отпивает пива. Долбаная дичь, говорит он, вся последняя неделя.
Так ты не думаешь, что это только на время, глаза и все прочее?
Откуда мне, в жопу, знать.
Да…
Они же ни хера не говорят.
Когда тебя выпустили-то?
В среду.
В среду?
А что?
Да нет, просто интересно.
Потом они меня снова забрали; в субботу вечером. Только этим утром и вышел. Сэмми отпивает пива.
Ко мне тоже заглядывали.
Да ну?
В пятницу.
Понятно.
