надо аккуратно, чтобы линия вышла прямая. Надо призвать на помощь всю свою фантазию и постараться.
Папа:
— Если ты ровно отпилил бамбук, то и с ногой у тебя дело пойдет легко. Никакой разницы. Хорошая тренировка. Представь себе, что бамбук — это чья-то нога и ее надо отрезать ровненько, чтобы спасти жизнь больному.
Я:
— Но я не хочу никому отпиливать ногу.
Папа:
— А вдруг придется? Доктор пациентов не выбирает. Они доверяют ему свои жизни.
Это было давным-давно, когда я еще хотел стать врачом. И пилить я старался аккуратно, будто настоящий хирург, и чтобы пациенту было не так больно, даже старался поймать отпиленный кусок — часть ноги.
Папа:
— А теперь живенько положи в лед! Может, еще пригодится кому.
Я:
— Но это ведь никуда не годная нога.
Папа:
— Для одного негодная, а другому, может, в самый раз. Деревенщине какой-нибудь.
Словом, весело было.
Не понимаю, почему мама работает по ночам. Несправедливо это. Почему бы детишкам не рождаться только днем?
Мама:
— Они приходят на свет, когда захотят. Ты вот родился ночью. Ждал, пока звезды появятся.
Лидия:
— И тогда еще было полнолуние, поэтому ты получился такой вредный.
Я:
— Ничего я не вредный!
Если бы мама была дома, Микита не торчала бы постоянно у нас. Я ее впустил только после того, как она пообещала не целовать меня взасос.
Микита:
— О'кей, о'кей. Обещаю. Чего это ты добиваешься, да настойчиво так?
Я:
— Не приставай ко мне!
Микита:
— Не будь таким противным, сочный мой. Ну, извини.
Я снял цепочку и отодвинул засовы. За спиной я прятал давилку для картошки — на случай, если придется отбиваться.
Микита и Лидия носятся со своими карнавальными костюмами. Обе хотят нарядиться попугаями. Трико — оно и есть трико, только и радости, что все в перьях. Из Лидии вышла вылитая ощипанная курица. И перья не настоящие, девчонки притащили их из танцевального клуба. Некоторые перышки розовые. А розовых попугаев не бывает.
Лидия:
— Нет, бывает. Я сама видела.
Я:
— Это фламинго розовые. Не бывает розовых попугаев, говорю тебе.
Микита:
— А вот языки у нас розовые. Полюбуйся.
И она показала мне свой язык. Он у нее извивался, словно большой червяк. Мерзость какая.
Если у девчонки сережка в языке, значит, дура. Все тут так думают.
Микита показала мне свой танец. Мне не понравилось. Трясла сиськами как чокнутая, прямо в нос мне их совала. В общем, выжили меня. Я ушел в свою комнату и включил сидишник (всего пятерка у часового доктора на рынке). Офори Ампонса вполне сгодится, чтобы заглушить тупой голос Микиты.
Микита:
— Ах, куда же ты, Гарри, неужели хочешь накрасить губки для меня, чтобы стали красивые и сладенькие? Одолжить тебе помаду?
Я:
— Отвали, хрюкало! Я скорее самого себя в зад поцелую!
Микита в своем костюме — дура дурой. Сиськи так торчат, что, кажется, сейчас выпрыгнут и сожрут тебя. Лучше бы их не было совсем. А то так хочется их потискать, прямо не могу.
Вышел я, только когда приспичило поприветствовать вождя, невтерпеж стало. Микита уже собралась уходить, они с Лидией мяли в руках пакет с надписью Nisa, потурсуют и заглянут внутрь, будто там невесть какое сокровище. Увидели меня, замялись, засуетились, рожи такие скорчили, словно я проник в их страшную тайну. Потом Микита смылась, а Лидия сунула пакет в черный мешок с грязным бельем, выглянула за дверь и завертела головой, как бы высматривая врагов.
Лидия:
— Не уходи никуда, я скоро.
Я:
— Ты в прачечную? Я с тобой! Выиграю у тебя опять!
Лидия:
— Поздно уже!
И как хлопнет дверью у меня перед носом. Я досчитал до десяти и потихоньку высунулся наружу Проскрипела дверь лифта. Я выскочил на лестницу и слетел вниз. Лидия вышла на первом этаже, я видел. Я крался за ней до самой прачечной и спрятался за углом. Через окно все отлично видно.
Ни души. Лидия достала вещи только из пакета с надписью Nisa и положила в мою любимую машину. А потом — я глазам своим не поверил — вытащила из мешка с грязным бельем мамин отбеливатель и весь вылила в стиралку. Торопилась так, словно важное задание выполняла, даже руки тряслись, еле-еле монеты в машину затолкала. Там надо приложить усилие, иначе стиралка хрюкнет и выплюнет деньги обратно. У Лидии только с пятого раза получилось. Наше грязное белье она вообще стирать не стала. А выходя из прачечной, чуть не налетела на меня.
Лидия:
— Так ты все-таки увязался за мной? Я же тебе сказала не трогаться с места!
Я:
— Что в пакете?
Лидия:
— Ничего!
Я:
— Я же видел.
Лидия:
— Плевать я на тебя хотела. Что ты такое видел?
Я:
— Какие-то дурацкие шмотки.
Лидия:
— Не выступай, если ничего не понимаешь. Там части от костюма. Мы их случайно перемазали в краске.
Если Лидия врет, лицо у нее делается злое. (Я, когда вру, всегда улыбаюсь. Ничего с собой не могу поделать. Самому потом противно.) Я ведь видел, что в пакете никакой не костюм, и цвет не тот, и материал не блестит. Какие-то мужские вещи. Я успел разглядеть капюшон и носорога с эмблемы Еско. И все залито
