Я:
— А ты просто дыхни, все само почистится. У тебя дыхание, как у дракона.
Лидия:
— А у тебя, как у собаки. Опять вылизывал собачью дырку?
Это у нас любимая игра — кто кого круче обзовет. Обычно я выигрываю. Я набрал уже тысячу очков, а Лидия всего двести. Мы играем, только когда мама нас не слышит. Я ткнул себя в руку вилкой, хотел узнать, как больно будет и надолго ли останутся отметины. Решил: если ямки не исчезнут, можно всем говорить, что это волшебная печать, с которой я родился, — знак того, что я умею читать чужие мысли. Только отметины уже через минуту исчезли. Болело зато дико.
Я:
— Интересно, что будет, если тебя пырнут по-настоящему? Звезды увидишь?
Лидия:
— Хочешь проверить?
Я:
— Или пламя. Спорим, пламя увидишь. Мой «мустанг» в огне. У меня четыре машины: «мустанг», «жук», «лексус» и «сузуки-джип». Самый клевый — «мустанг». Он весь синий, а на капоте — огненные крылья. А царапин нет совсем, он у меня ни разу в аварию не попадал, я только любуюсь им. Даже если закрою глаза, вижу пламя. Наверное, смерть на огонь похожа, любая красота в огне сгорает.
Папа Маника показал мне, как завязывать галстук. В мой первый день в новой школе. Сначала я спрятал галстук в портфель, хотел сказать, что у меня его украли. Только все были в галстуках — я прямо испугался. А вместе с Маником пришел его папа. Он и научил меня завязывать галстук.
Папа провожает Маника в школу каждый день. Защищает сына от грабителей. А то у Маника однажды отобрали кроссовки. Один чел из Сонной Лощины, это банда такая. И закинул на дерево — видно, не подошли. А Маник не мог их снять, потому что толстый и на дерево залезть не может.
Папа Маника:
— Пусть только попробуют еще. В следующий раз будет другая история, ублюдки мелкие.
Папа у Маника крутой. Глаза вечно красные. Он умеет драться на мечах. В общем, хорошо, что мы с Маником не враждуем! Папа Маника надел на меня галстук и узел завязал. Потом показал, как снимать галстук, не развязывая. Надо ослабить узел, чтобы голова пролезла, и готово дело. И не надо каждый день завязывать узел. Можно сказать, узел на всю жизнь. Да, я победил этот проклятый галстук!
В новой школе гимнов не поют. А в старой самая ржака была, когда Кофи Аллоти слова перевирал:
Чесслово, все перлись от него. Так и звали: Кофи Приколист.
Поначалу мы с Лидией на переменах держались вместе, а теперь у каждого завелись свои друзья. И если мы с ней случайно пересечемся, то притворяемся, что не знакомы. Кто первый скажет «привет», тот полный лох. На переменах я играю в бомбового смертника или в зомби. Бомбовый смертник — это когда с разбегу врезаешься в кого-то со всей дури. И если он падает, то тебе сто очков. А если просто зашатается — десять. Кто-нибудь один всегда стоит на стреме, потому что играть в бомбового смертника запрещено. Если учитель застукает, то оставит после уроков.
Зомби — это просто зомби. Чем лучше изобразишь, тем больше тебе очков.
А если играть неохота, можно разными штуками меняться. Чаще всего меняются футбольными наклейками и конфетами, но вообще-то махнуться можно кто чем захочет. Чевон Браун и Салим Хан раз поменялись часами. У Салима Хана тикалки показывают время на Луне, но у Чевона Брауна даже круче — из настоящего титана. Но у обоих хитовые часы. Все были довольны сделкой, но потом Салим Хан захотел поменяться обратно.
Салим Хан:
— Я передумал, вот и все.
Чевон Браун:
— Чел, мы ударили по рукам.
Салим Хан:
— Я скрестил пальцы, не счетово!
Чевон Браун:
— Отсоси! Две плюхи.
Салим Хан:
— Щас. Одну.
Чевон Браун:
— Тогда в лобешник.
Салим Хан:
— В плечо.
Чевон Браун:
— Ну и жопа ты!
Ну Чевон Браун и вломил Салиму Хану, как дал в плечо, чуть руку ему не оторвал. А сам виноват, нечего идти на попятный. Но он просто испугался, что его мама взбесится.
У меня часов пока нет, да и не нужны они мне. В школе есть звонок, а в классе — стенные часы. А после школы я и так знаю, сколько времени, живот у меня получше всяких часов. Как есть захочется, значит, пора домой, не запутаешься.
Я был мертвым пацаном. З-Омби показывал на мне, как втыкать нож. Только вместо чикалки использовал пальцы. Ну и острые они у него. З-Омби говорит, когда решил кого порезать, надо делать все быстро, потому что нож — вроде как часть тебя самого.
З-Омби:
— Когда режешь, надо чувствовать, куда бьешь. Если попал в кость, то самому внапряг будет. Лучше в мягкое втыкать, проще всего в брюхо, тогда все ништяк и сам ты ничего не почувствуешь. Когда я в первый раз пластал, козел мне подлянку кинул. Все кишки вывалились. Я чуть харч не метнул. Потом узнал, что надо с лаской резать. Тихонько и к болту поближе. Больше так не попадаю.
Шиззи:
— А у меня, когда в первый раз чувака пырнул, перо застряло. Ну, за ребро зацепилось. Я дерг, дерг. Отдай ножик, тварь!
Резак:
— По-быстрому надо. Воткнул — и ноги. Не хер сопли жевать.
Убейца молчит. Как немой. Наверное, никого еще не резал. А, может, стольких прирезал, что ему уже и неинтересно. Поэтому его и прозвали Убейца.
Попался З-Омби на глаза — теперь стой и не шевелись, изображай мертвеца. З-Омби не любит, когда трепыхаются. Схватил меня и держит. Хочешь не хочешь, а слушай. Хотя мне было даже любопытно. Как в детстве, когда я в первый раз попробовал пюре из бобов. Гадость, а бросить нельзя. Едой не швыряются. Грех.
Ребра у меня еще долго ныли, хотя З-Омби давно уже от меня отстал и пошел своей дорогой. Просто жуть. У З-Омби изо рта пахло табаком и шоколадным молоком. Совсем не страшно.
По субботам мы ходим на рынок. Он весь под открытым небом, так что, пока мама покупает, здорово
