Катье встала.
– С тобой я тоже не хочу говорить, Лиз. – Она быстро пошла к замку.
Лиз догнала ее, схватила за локоть.
– Никогда впредь не дерзи мне на людях, – зловещим шепотом предупредила она. – Не забывай, сестренка: я всегда отвечаю оскорблением на оскорбление.
Катье вырвала руку и двинулась дальше.
Нервы и так на пределе, а тут еще Лиз не отстает ни на шаг и будто назло напоминает о прошлой ночи, о Бекете, об оставшемся после его ухода ощущении, что она сама накликает беду на себя и сына.
Лиз подавила зевок.
– В следующий раз, когда захочешь, чтобы я избавила тебя от любовника, будь добра выбрать более разумное время. Я с ног валюсь.
– Хватит, Лиз! – резко оборвала Катье, проходя под каменными сводами в новое крыло. – Пойми наконец, жизнь – это не только плотские утехи.
Лиз остановилась в дверях своих апартаментов и с циничной улыбкой поглядела вслед сестре.
– Я же его видела, – процедила она, отодвигая засов. – Может, тебе хочется собирать цветочки, вместо того чтоб лежать в его объятиях.
Катье вспыхнула. Лиз, фыркнув, растворила дверь.
– Я всегда знала, что ты маленькая ханжа. – И, войдя, потянула на себя ручку двери.
– Нет, Лиз, – Катье рукой задержала дверь, – ты не всегда это знала. Когда-то мы были сестрами. Настоящими сестрами, не помнишь?
Глаза Лиз сузились, и в них проглянула горечь. Она схватила сестру за руку, втащила в свою комнату и захлопнула дверь. Потом толкнула Катье в кресло.
А сама принялась расхаживать по ковру.
– Как быть с нашим детством, – продолжала Катье, следя за ней глазами, – когда мы были неразлучны, и мать учила нас собирать травы. А мы смеялись и играли в прятки в пещерах, помнишь?
– Нет, не помню! – резко бросила Лиз. Катье вцепилась в подлокотники кресла.
– А те яркие камушки в пещерах помнишь? Ты катала их на ладони и говорила, что они приносят счастье и что когда-нибудь мужчина подарит тебе такие же большие алмазы.
– Подумаешь, розовые стекляшки!
– Для нас они были сокровищами.
– Детские забавы! – Лиз быстро глянула на сестру и тут же отвернулась. – Мы уже не дети.
– И не сестры, да, Лиз?
Та нервно передернула плечами.
– Не говори глупостей! Просто у нас разные дороги.
– А почему? Почему ты...
Лиз посмотрела на нее, будто не веря своим глазам.
– На сей раз тебя память подводит. Ну так я освежу ее, сестренка. Потому что отчим вернулся.
– Отчим? – удивленно переспросила Катье. – А при чем тут отчим? Ну, поначалу он ко мне цеплялся, но потом...
Лиз горько рассмеялась, двигаясь все быстрее и задевая сестру юбками.
– Мы жили как пастушки... крестьянки, пока он был в Версале – сколько? Три, четыре года? А потом он вернулся домой. Мне исполнилось двенадцать. Я уже начала созревать. А он был такой франт – манеры, одежда. Мне хотелось, чтобы он обратил на меня внимание. А он замечал только тебя. За тобой следил глазами, когда мы входили в комнату, тебя целовал на ночь в губы. Меня же в лучшем случае потреплет по щеке.
Катье сморщилась, припоминая нежеланные поцелуи отчима.
– О чем ты? Это скоро прекратилось. Ради всего святого, мне было только десять лет! Что ты себе вообразила?
– Что, что! Я хотела, чтобы он полюбил меня! То, что тебе доставалось даром, я должна была выпрашивать. Зарабатывать.
– Лиз! Что ты говоришь? – пробормотала Катье, поворачиваясь из стороны в сторону в кресле, чтобы поспеть за лихорадочными движениями сестры. – Ты же его падчерица!
– Ну и что? Мужчины уже тогда оказывали мне внимание. И мне это нравилось. Хотелось большего, только я не понимала – чего. Один из племянников Серфонтена объяснил мне. А всему остальному научил сам Серфонтен.
– Господи, Лиз!
Катье вскочила, беспомощно уставилась на ковер, на каминную доску резного мрамора, на позолоченные стулья и столы – только бы не смотреть на сестру! Спрятала в складках юбки похолодевшие руки.
– Да, меня он навещал ночью, – Лиз. – Под мое одеяло ложился – не под твое... – Голос ее дрогнул. – И
