одной.
Элеонора открыла дверь в свои апартаменты и громко вздохнула от облегчения. Задвижка легко отошла в сторону, и дверь открылась чуть ли не сама собой.
– Слава Богу, – выдохнула она, прислонившись к двери и закрыв глаза. Она сделала глубокий вдох и медленно выдохнула.
На нее нахлынули воспоминания о недавнем прошлом и о других временах – о рассветах, днях и ночах.
– Миклош, Миклош, – зашептала она. – Ты достаточно часто проклинал меня. Проклинаешь ли ты меня сейчас – или смеешься?
Ничто не нарушало повисшей тишины, ни звука, кроме тихого короткого удара дерева о дерево, будто кто-то закрыл крышкой деревянную коробку. Элеонора испуганно открыла глаза.
На краю высокой кровати с пологом на четырех столбиках, свесив ноги, сидела тетушка Женевьева. Она виновато отодвинула от себя коробку, в которой Элеонора хранила письма матери. В животе у нее похолодело, но, метнув взгляд к углу за гардеробом, она успокоилась – свернутый пергамент остался нетронутым.
– О, дорогая. О, дорогая, – запричитала Женевьева, дергая за покрывало. – Я просто взглянула одним глазком. – Она робко посмотрела на Элеонору, ожидая гнева племянницы. – В самом деле, моему присутствию здесь нет оправдания. Я всего лишь любопытная старая сплетница. Недаром Дюпейре так меня называет.
Элеонора подумала о своем собственном несчастливом браке и выдавила добродушную улыбку.
– Наоборот, как мило с вашей стороны навестить меня после столь великолепного обеда. – Она прошла через комнату и села на кровать рядом с Женевьевой. – Я уж и не помню, когда последний раз ела… сладкий плод из рук мужчины… когда я ела куропатку, фаршированную трюфелями.
Женевьева выглядела несчастной.
– Я подвела тебя, дорогая. Ты такая красивая, воспитанная. – Элеонора вздрогнула, но промолчала. – Я должна была знать, что твоя матушка отправила тебя сюда, чтобы ты смогла найти мужа. Почему Дельфина не сказала об этом прямо? Держу пари, у твоей семьи земли больше, чем у короля Франции, так что найти подходящего…
– Нет, тетя, – прервала ее Элеонора. Она погладила сцепленные пальцы пожилой женщины. – Нет, я здесь не затем, чтобы…
– Зачем отрицать, дорогая? Я достаточно видела в той коробке, чтобы понять наставления твоей матушки. – Она печально покачала головой. – Это Дюпейре настоял на том, чтобы пригласить всю эту крикливую компанию… Ну да не в этом дело. Скажу лишь, что большинство мужчин здесь женаты – и многие достаточно хитры, чтобы скрывать это от тебя.
– Ну право же, тетя, я приехала сюда лишь для того, чтобы отдохнуть от бесконечных разговоров о войне. Чарльз Альберт, Мария Терезия, Фридрих, Луи… – Элеонора зажмурилась, не зная, кто сильнее жаждет крови: ее братья или ее мать. У них были разные враги, но жажда расправы с ними была у них одинаковой. – Фридрих Прусский захватил Силезию, – начала Элеонора, повторяя литанию, которую ей приходилось слышать слишком часто. Мария Терезия хочет получить ее обратно. Чарльз Альберт Баварский мечтает о титуле императора Священной Римской империи, которым семья Марии Терезии, как он считает, владеет слишком долго, и поэтому он становится на сторону Фридриха. Луи Французский хочет стать повелителем всей Европы, поэтому он сначала объединяется с Фридрихом, потом с Марией Терезией, а теперь снова заигрывает с Фридрихом. Но все прекрасно понимают, к чему ведут эти королевские амбиции – к войне.
Открыв глаза, она увидела, что Женевьева в ужасе смотрит на нее.
– Разговоры о войне? О, бедняжка ты моя! Но не волнуйся. Я знаю, что действительно имеет значение. – Женевьева запнулась и потерла кончик носа. – Здесь есть несколько подходящих мужчин, но я могу пригласить других, не важно, что скажет Дюпейре. Например, Сен-Тривье… Нет, не пойдет. Он так беден, что шьет себе френчи из старых фамильных гобеленов. Или де Солленель. – Она хихикнула и бросила на Элеонору хитрый взгляд. – Нет, не думаю. Он и главный кондитер… – Она скрестила два пальца и покрутила ими. – Потом де Кле и Сен-Жюст. Возможности, возможности. Остается лишь Д'Ажене, но он, естественно, вне игры.
Сердце Элеоноры сильно забилось.
– Потому что он женат?
Женевьева вздрогнула.
– Что за вздор! Попомни мои слова: не успеет он предстать перед священником, как окажется в Бастилии. Уже издано с дюжину писем lettres de cachet с его именем. Они просто не успели дойти до него.
– Lettres de cachet? Королевские приказы об аресте? – спросила Элеонора.
«Значит, совершенные им убийства не сойдут ему с рук?» – подумала она и добавила с притворным равнодушием: – Я бы скорее представила его в окружении обезумевших женщин, чем тюремщиков.
– Никто не сходит с ума по Д'Ажене, дорогая. Это, однако, не значит, что никто не пытался окрутить его. Находились такие дурочки. Красив как дьявол – да он и есть дьявол, если хочешь знать. У него была бурная юность, такие с годами не меняются. – Женевьева пожала плечами. – A lettre de cachet – удобная штука, им можно воспользоваться, а можно и нет, в зависимости от прихоти того, у кого приказ находится. Но Д'Ажене нет дела до чьих-то прихотей, хотя ни один тюремщик не жаждет встретиться с ним.
«И не только во Франции», – подумала Элеонора.
– Как вы все усложняете, тетушка.
Женевьева погладила ее руки.
– Ты такая наивная, дорогая. Будет лучше, если ты такой и останешься.
Элеонора отвернулась, чтобы скрыть горькую усмешку.
