Свистун встал, зажег свет и вернулся в спальню, чтобы окинуть ее последним взглядом. Дьяво- лоподобные музыканты в косматых париках с обведенными красным глазами и покрытыми зеленой помадой губами, ухмыляясь, уставились на него, искушая, как ему самому некогда удалось искусить Франческу Изис, согласившись выслушать любой ее магический вздор, лишь бы в конце концов залезть ей под юбку.
Чувство, что он упустил из виду нечто вроде мумифицированного детского пальчика и что поэтому следует еще раз перерыть весь здешний хлам, не оставляло Свистуна. Что-то он здесь увидел и, прежде чем успел отреагировать, забыл. В таком состоянии можно бесплодно потратить кучу времени на поиски, но, когда они уже позади, испытываешь смутное чувство, будто ты все равно упустил что-то важное.
Он вернулся в спальню. За окном зажегся фонарь, заливший резким светом все помещение. Свет пролился на пол и на телефонный аппарат голубым дождем и Свистун увидел то, на что не обратил внимания в ходе первого осмотра. Телефон был не какой-нибудь дешевой подделкой, а вполне современной конструкцией с автоответчиком и определителем номера.
Он присел на матрас и поставил телефон себе на колени. Это был «панасоник» с памятью на двадцать восемь номеров. Такие штуковины продают за сто двадцать девять баксов или, если со скидкой, за девяносто девять. Такими приборами не обзаводятся нищие наркоманы, если только не покупают их за десять баксов у другого наркомана, который их где-нибудь спер, или не выпрашивают сами у клиента в качестве платы за услуги. Среди домашнего хлама – самое настоящее сокровище, наряду с серебряной посудой, телевизором и микроволновкой. Нечто, приобретенное или украденное для личного пользования, потому что, если решишь его сбагрить, все равно никто не даст больше десятки.
Маленькая роскошь из числа тех, что греют душу. Свистун живо представил себе, как Кении Гоч, лежа на несвежих простынях, малость выпив и малость подкурившись, когда кровь играет в жилах и звенит в голове, хватается за свой «панасоник» и нажимает одну из многочисленных кнопок, чтобы призвать какого- нибудь влюбленного мальчика или задолжавшего ему мелкого наркосбытчика, – одним словом, кого угодно, кто, по свистку, готов продать то и это, включая мать родную, – или чтобы в очередной раз упрекнуть кого- нибудь неверного в вероломстве. Как он набирает номера и видит, как они высвечиваются на маленьком мониторе. Как он шепчет в трубку те или иные слова, предназначенные другому, точно такому же, как он сам, неудачнику или, напротив, удачливому торговцу, лишь бы на пять минут почувствовать себя не в одиночестве. Маленький картонный справочник в верхней части аппарата был заполнен не до конца. И заполнялся он не в один присест, судя по тому, что номера были записаны чернилами разных цветов. Книжный магазин, Джей Т., Майк, Пуч, Джет, Бобби Д., Бобби Б., Чик, Дж. Дж., Пицца, Флик, Чинк и еще с полдюжины имен и кличек, общим числом в восемнадцать. Восемь из них были записаны дважды, таким образом общее число номеров в памяти достигало двадцати шести. Восемь повторно введенных в память имен с номерами имели пометку «р», означавшую, несомненно, что речь идет о рабочем телефоне.
Имена, введенные дважды, были вынесены в отдельный столбец под основным. На телефоне имелась для этого нижнего столбца и особая кнопка, благодаря чему общая емкость памяти увеличивалась.
Свистун достал перетянутую резинкой стопку карточек три на пять дюймов, служившую ему дневником, записной книжкой и личным справочником, не говоря уж об органайзере. Выбрал чистую карточку и занес на нее имена и расположение кнопок на аппарате.
Он начал нажимать на кнопки, в результате чего каждый раз на мониторе появлялся набираемый номер, и после первого же звонка прерывал связь и заносил номер на карточку. За десять минут он управился с основным столбцом и еще за пять – с нижним.
Он сверил свои записи с телефонным справочником. Тринадцать номеров в верхнем столбце. Тринадцать – в нижнем. Лишь одна кнопка в каждом из столбцов оставалась незанятой. Он проверил ее – и номер оказался одним и тем же и вверху, и внизу. 213-00-00-213 – общий код всего Голливуда, значит, эти ячейки оставались просто-напросто неиспользованными.
А почему, собственно говоря, две ячейки из двадцати восьми были оставлены незанятыми? На всякий случай, должно быть. Ведь далеко не у каждого, даже у проститутки мужского пола, имеются двадцать восемь абонентов, которым он звонит так часто, что их номера имеет смысл ввести в электронную память. Но если уж ты заполнил двадцать шесть ячеек из двадцати восьми, то почему не все двадцать восемь, хотя бы для красоты, пусть и придется тебе занести последними службу погоды и круглосуточную торговлю поп- корном?
Он поднес телефон поближе к глазам, пытаясь разобрать сделанные мелким шрифтом карандашные пометки. Но тут в гостиную осторожно вошли и это заставило его резко вскинуть голову. Он сел, покрепче ухватившись за телефон на случай, если его придется использовать в качестве оружия. Но в дверном проеме появилась Мэри Бакет.
– В чем дело? – спросила она.
– Вы меня страшно напугали. Подкрались незаметно.
– Я не была уверена в том, что это вы, а никому другому здесь вроде бы быть не полагается.
– А что вы сами здесь делаете?
– Заехала посмотреть, не понадобится ли вам кто-нибудь, кто отвез бы вас к вашей машине. Мой рабочий день уже закончился. А вы тут со всем управились?
– Я увидел почти все, что мне нужно было увидеть.
– И это вы разложили все на такие аккуратные стопки?
– Мы с Форстменом застали тут страшный разгром. Кто-то успел порыться в квартире до нашего прибытия. Может быть, тот же тип, который стащил вещи Кении из хосписа.
– Его вещи всего лишь временно затерялись, – не столько сказала, сколько рявкнула она.
Он кивнул, решив не спорить на эту тему. Поставил телефон на пол и начал подниматься с матраса. Ему хотелось сделать это изящно и непринужденно, однако усилие оказалось чрезмерным, и его повело в сторону. Мэри, подавшись вперед, успела поддержать его.
– Где мои двадцать один, – вздохнул он.
– Что?
Он улыбнулся. Он никогда не понимал, что его улыбка производит на некоторые женские сердца сокрушительное воздействие.
– Это строчка из одного стихотворения. Мой приятель часто цитирует ее, чтобы напомнить, что мы все уже не молоды.
