Кендрик Шэрон
Мой любимый босс
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Наташе не нужно было видеть его лицо, чтобы понять: что-то не так.
Она могла определить это по резко хлопнувшей двери и тяжелым шагам в холле. По мимолетной нерешительности, совсем не свойственной Рафаэлю. По приглушенному итальянскому бранному словечку, которое он процедил сквозь зубы. Наташа слышала, как Рафаэль снял и повесил пиджак в холле, потом прошел в кабинет. Затем тишина… И что-то похожее на страх шевельнулось в ней, хотя она не понимала почему.
Рафаэль был в Америке, где владел недвижимостью как на восточном, так и на западном побережье, и всякий раз, возвращаясь из поездки, он заглядывал к ней. Спросить, как у нее дела. Как Сэм.
Иногда, если летел коммерческим, а не частным рейсом, он даже привозил ребенку какую-нибудь мягкую игрушку, купленную в аэропорту. Однажды Наташа заметила, как он достает блестящую золотистую коробочку духов из своего портфеля, и сердце ее заколотилось от глупого волнения. Но этой коробочки она больше никогда не видела.
Духи предназначались не для нее. Очевидно, они ушли к длинноногой супермодели, с которой в то время встречался Рафаэль, — той самой, что всегда оставляла в ванной то чулок, то шарф, словно некий зверь, помечающий свою территорию.
В кабинете по-прежнему было угрожающе тихо, и Наташа начала готовить сверхкрепкий кофе — в точности так, как Рафаэль учил ее, когда она только начала работать на него. Наташа до сих пор помнила тот трепет, который охватил ее, когда он наклонился над ней — слишком близко для ее спокойствия, но, похоже, не для его. Он был полностью поглощен задачей показать новенькой, что делать, поэтому не обращал внимания на чувства такой серой мышки как она.
Его голос звучал подобно мягкому бархату на стальной основе. «У нас в Италии говорят, что кофе должен быть чернильным на вид и божественным на вкус. Очень крепким и темным — как настоящий мужчина. Ты понимаешь?» И его чёрные глаза поблескивали насмешливо-вопросительно, словно его забавляло, что женщину нужно учить, как готовить кофе.
Но в то время Наташу следовало учить почти всему, что люди вроде Рафаэля принимают как само собой разумеющееся. Ей ни за что не хотелось бы вернуться назад, в те дни голода, неуверенности и самого настоящего страха — до того, как Рафаэль пришел в ее жизнь и вытащил из этой трясины.
Не потому ли она с той поры возвела его на пьедестал?
Наташа поставила кофейник и чашку на поднос вместе с двумя небольшими миндальными пирожными — любимым лакомством Рафаэля. Она научилась делать их по итальянской поварской книге, которую он купил ей как-то на Рождество.
Потом она взглянула на себя в кухонное зеркало, как делает любой работник, прежде чем пойти к своему боссу.
Что ж, сойдет. Светло-русые волосы аккуратно причесаны, платье тщательно отглажено, на лице ни грамма косметики.
— Наташа!
Услышав повелительный призыв, произнесенный с отчетливым акцентом, она торопливо подхватила поднос и понесла его к нему в кабинет, но в дверях остановилась и нахмурилась. Ее интуиция была права — что-то случилось.
Рафаэль де Феретти. Миллиардер. Холостяк. Босс. И мужчина, которого она втайне любит с той самой минуты, как увидела его. Любит всем сердцем, несмотря на надменный и пренебрежительный вид, который он иногда на себя напускает, когда ему надоедает слушать твои глупости.
Сейчас он стоял к ней спиной, глядя на промокший парк в центре Лондон-сквер, где дождевые капли стекали по листве деревьев, как женские слезы.
— Рафаэль? — тихо окликнула его Наташа.
Но Рафаэль не оглянулся, даже когда она с легким стуком поставила поднос на стол. Его высокая поджарая фигура оставалась неподвижной, словно статуя, и безмолвной, как камень, и было что-то настолько тревожащее и чуждое в его позе, что Наташа кашлянула.
— Рафаэль? — снова позвала она.
Ее мягкий английский акцент проник наконец в его беспокойные мысли, и он медленно обернулся, окидывая взглядом знакомое лицо. Наташа. Постоянная, надежная и безопасная, как сам воздух. Он нахмурился, резко возвращаясь к настоящему.
— Что такое?
— Я принесла тебе кофе.
Кофе? Он его просил? Скорее всего, и нет, но он ему определенно не помешает. Как это похоже на нее — догадаться. Рафаэль кивнул, жестом показав ей, чтобы налила, затем сел в кожаное кресло у стола и потер пальцами челюсть, как всегда делал, когда о чем-то размышлял. Обычно это было какое-нибудь слияние или приобретение контрольного пакета акций, но сегодня имело место нечто совсем иное. Его рот затвердел, ибо в отличие от корпоративных дел, которые он щелкал как орехи, эта проблема из тех, которых он обычно сторонился. Личная проблема…
— Утром никто не звонил? — спросил он.
— Никто.
— А пресса?
— Нет.
Бульварные газеты утроили шумиху вокруг его имени, когда одна звезда из реалити-шоу заявила, что Рафаэль переспал с ней, когда он едва был знаком с этой девушкой. В настоящее время дело находилось в руках его адвокатов, и от одной лишь мысли об этом Наташе становилось плохо, хотя она и знала, что это неправда.
— Ты все время была дома?
— Конечно, вот только отвела Сэма в школу, но к девяти тридцати вернулась и уже никуда не выходила, — ответила Наташа и вдруг заметила, что он выглядит как-то по-другому. Сверкающие черные глаза потускнели, а крошечные морщинки, разбегающиеся от них, стали немного заметнее. Словно он не спал все время, пока был в отъезде. — А что? Ты кого-то ждешь?
Рафаэль чуть заметно покачал головой. Нет, он никого не приглашал. Он не из тех, кто легко доверяет — его подозрительность подогревалась опытом общения с теми, кто чего-то от него хочет. Секс, деньги или власть — магическая троица, которой у него в избытке. С Наташей он почти приблизился к полному доверию, но все еще сознавал опасность доверять другим, за исключением случаев крайней необходимости.
Чем большему количеству людей рассказываешь о чем-то, тем слабее становишься. Потому что знание — это сила, и, разумеется, этой тихой англичанке уже слишком многое известно о его жизни. Сейчас она ему предана, потому что в огромном долгу перед ним, но что, если алчность возьмет верх и убедит ее продаться? Подобное ему не раз доводилось наблюдать в прошлом.
— Нет, Наташа, я никого не ждал, — ответил он с грубоватой откровенностью.
— Ты рано вернулся из Америки.
— Я не был в Америке. Я летал в Италию.
— О? Какая-то особая причина? — Она пододвинула к нему сахар, понимая, что ведет себя необычно настойчиво, но никогда раньше ей не приходилось видеть его таким встревоженным.
— Это неважно.
Наташа предпочла оставить без внимания его тон, сделавшийся вдруг угрюмым и подавляющим.
— Что-то случилось, да, Рафаэль?
По какой-то необъяснимой причине он на один короткий миг почувствовал проблеск искушения,
